Примерно через километр солдат остановил свой мотоцикл.

– Станция Мазай – приехали, слезай, – объявил водитель. – Дальше пешком. Но ос-то-ро-ж-ж-ненько. А то пристрелят невзначай.

– Что, уже вот тут… передовая? – удивленно спросил Алексей.

– Она самая, что ни на есть передовая. Передовей и не сыскать, – шутил веселый солдат.

Он откатил свой мотоцикл в тень, под раскидистую ольху, где стояли еще какие-то машины, и махнув рукой, мол, – за мной, пригибаясь побежал вперед.

Скоро они скатились в траншею и так же пригибаясь побежали по ней, сталкиваясь по пути с бойцами, которые им уступали дорогу.

Солдат остановился у землянки, вход которой был полузакрыт брезентом, и обернувшись к Алексею, сказал:

– Счастливо оставаться, товарищ младший сержант. Ежели понравилось, то как-нибудь еще прокачу.

– Спасибо, – ответил солдату Алексей. И оставшись один перед входом, он, собравшись с мыслями, глубоко вздохнув и спросив: «Можно?» – отодвинул край брезента.

– Заходи, – послышалось из глубины землянки.

Алексей ступил через порог и оказался в едва освещенном керосиновой лампой тесном помещении.

– Здравия желаю! – поприветствовал он находящихся в землянке людей, или может, одного человека – войдя со света в полумрак, он не мог разглядеть, кто тут есть.

– А, нашего полку прибыло! – подал голос офицер, сидящий за сколоченным из досок небольшим столом.

Алексей, чуть попривыкнув, разглядел на его погонах по три маленькие звездочки. «Значит, это и есть старший лейтенант Коломийченко!».

– Младший сержант Боровых, – представился Алексей. – Прибыл для прохождения службы в вашем подразделении.

– Ну, коль прибыл, будем служить, сержант Боровых, – бодрым голосом произнес старший лейтенант.

– Младший сержант, товарищ старший лейтенант, – внес поправку Алексей. Но Коломийченко не обратил на это внимания.

– Кто ты и что ты, мне известно, – сообщил он Алексею. – Подполковник Смоляков уведомил, и этого пока достаточно. Остальное служба покажет.

Старший лейтенант выглядел молодо. И даже очень. Он был чернобров, тщательно выбрит, и лицо его украшали густые, пышные черные усы. Видавшая виды форма на нем сидела щегольски.

– Ну, и самое главное, сержант Боровых, – Коломийченко оценивающе поглядел на Алексея, – ты определяешься в отделение старшего сержанта Ждановского. Кстати, он с минуты на минуту должен быть здесь, так что ты его можешь и подождать.

– Есть, подождать! – ответил Алексей. – А можно, я там, у входа в землянку подожду?

– Только будь осторожен, – предупредил старший лейтенант. – У нас на войне как на войне. Пули летают.

– Так это дело мне знакомо, товарищ старший лейтенант. Я ж воевал. И был ранен… Есть, быть осторожным, – козырнул Алексей, развернулся и вышел из землянки.

Вскоре с немецкой стороны начались обстрелы наших окопов и траншей. Помимо пулеметов и минометов неожиданно подключилась и тяжелая артиллерия. Разрывы снарядов, ложившихся то за пределами траншей, то перед ними, встряхивали землю так, что с брустверов осыпалась земля. Стоял неимоверный визг летящих снарядов и грохот их разрывов.

Под накатом из бревен и толстого слоя грунта было бы много безопаснее пережидать этот кошмар. Но делать нечего. Не возвращаться же. Нет, это не дождь, не вдруг обрушившуюся грозу переждать. Здесь такой поступок однозначно будет сразу же расценен как трусость.

Пробегавший мимо боец обратил на него внимание и посетовал:

– Не бережешь себя, браток. Тут без каски может так голову зашибить, что потом и не вспомнишь, как тебя зовут.

И скрылся за поворотом траншеи.

Артобстрел продолжался. Он длился еще минут десять. «Наверно, – подумал Алексей, – эта оказия случилась перед наступлением немцев. Обычное дело на фронте».