– Боровых. Выходь.

– Наконец-то, – сказал Алексей, поднимаясь с помощью костылей с жесткой деревянной лавки.

– Ну, пока, дружище, – обратился он к Карташову. – Не обессудь, что так получилось. Кто же знал…

– Да ладно… – неопределенно ответил Карташов. – Чему быть, того не миновать.

И Алексей вышел.

Он неуклюже передвигался на костылях по неравномерно освещенному коридору к выходу из полуподвала. За ним следовал сержант. И где-то на полпути справа обнаружилась открытая дверь возле которой курил круглолицый невысокий лейтенант.

– Ну чего глаза пялишь, – рыкнул на него лейтенант, когда Алексей поравнялся с ним и непроизвольно заглянул в открытую дверь. А там, увидел он, на полу лежала полуобнаженная молодая женщина, на которую лил воду из ведра молоденький солдат. Женщина была без сознания.

У Алексея в памяти всплыли только что прочитанные на стене слова: «Это вы, твари, враги народа. Родину насилуете».

– Вали отседа, гнида, – грозно рявкнул лейтенант на Алексея.

И вот он в кабинете, не вызывающем светлых, радужных чувств. В нем все строго, сдержанно. Меблировка более чем скромная, решетки на окнах, густо накурено…

За столом сидел знакомый по госпиталю капитан, кажется, Грачиком его называл Борис Соломонович. Радушия и доброжелательности на его лице Алексей не обнаружил. Но отметил, что забавен внешний облик энкавэдэшника. Капитан был без фуражки, а потому видны были гладко зачесанные назад редкие темные волосы. А вместе с ними тонкий, заостренный, чуть продолговатый нос делал капитана похожим на птицу. Алексей сделал усилие, чтобы не улыбнуться: «Ну точно грачик». И тут же почему-то подумалось: «А может быть, и прав Броня, на передовую бы его на недельку… Чтоб сапожкИ…».

– Присаживайтесь, – предложил капитан и указал на один из стульев.

Алексей охотно присел на указанный стул.

Капитан полистал бумаги, лежащие на столе и, не глядя на сидящего перед ним посетителя, сказал:

– Из ваших медицинских документов следует, что вы Боровых Алексей Федорович. Все верно?

– Верно, – подтвердил Алексей.

– Что ж, тогда сразу перейдем к сути нашего с вами разговора. И у меня первый вопрос – откуда вы знаете немецкий язык? – капитан поднял глаза на Алексея.

– Дома выучил. По месту жительства, в городе Энгельсе.

И Алексей обстоятельно рассказал историю своей довоенной жизни.

– Ну что ж, – с холодным удовлетворением произнес капитан, – допустим. У меня второй вопрос и главный: что послужило поводом к убийству вами этого немца? Вы так ненавидите фашистов, что готовы были раненого, едва живого немца прикончить?

– Я… Я его… Не убивал, – поперхнулся Алексей.

– Но кроме вас и немца, в тот момент на площадке у окна никого не было. И вот немец мертв. Кто ж тогда его мог убить, как не вы?

– Но я его даже пальцем не трогал…

– Стало быть, он сам себя порешил… – сделал язвительный вывод капитан.

– Вот именно, – охотно подтвердил Алексей. – Он неожиданно опрокинулся назад и вывалился из окна.

– Ну вот что, сержант Боровых, – в голосе капитана прозвучали стальные нотки. – Когда надумаете со мной говорить серьезно и по существу, тогда и продолжим нашу беседу. И поимейте в виду – я игр в кошки-мышки не люблю. А пока посидите еще, подумайте и примите правильное решение, чтобы наш дальнейший разговор носил мирный и непринужденный характер. Без насилия. Понимаете?

– Из-за какого-то немца, фашиста недобитого вот так людей гнобить… – вырвалось у Алексея.

– Это не просто немец, – заметил капитан, – это носитель важнейшей информации. Судя по изъятым у него документам, он мог бы нам много поведать весьма важного и секретного. Но вы лишили нас такой возможности. Так что пеняйте теперь, сержант Боровых, на себя.