Оказавшись в толпе, поразился её шумности. Этих людей никак нельзя было назвать молчаливыми. Только вслушавшись, можно было заметить странность. Все речи состояли из простой констатации фактов, точнее, обозначения ясно видимых объектов и действий. На земле таких говорящих называют «господин очевидность».
– О! Красная шапка пришёл!
К толпе действительно приблизился высоченный детина в красной шапке. Раздался смех. Он видно был кем-то вроде местного клоуна и глуповато широко улыбался.
Некоторые окликали друг друга по имени. Полный господин в чёрно-белой полосатой тунике гордо произнёс:
– Моя младшая дочка!
И жестом указал на маленькую девочку в пёстром платье.
– Красивая девочка, – сообщила дама в зелёном.
Девочка действительно была кукольно-красива.
Выпяченная губа господина довольно дёрнулась.
– Новые ботинки! – хвасталась подружке девушка в немыслимого цвета шляпке, приподнимая край платья.
– Ботинки, – эхом повторяла та, пробуя на вкус звучание слова.
– Мы идём вместе.
– Нас четверо, мы идём туда.
– Мальчика несут, он болен.
Последнее – пожалуй, высшей сложности предложение из всех, какие нам пришлось услышать. И всеми этими пустейшими банальностями люди обменивались взахлёб. Это была драгоценная возможность хоть как-то поговорить. Может, и услышать что-то новое по дороге к главному празднику. Всех захватило радостное возбуждение. А я вдруг заметил, что совсем перестал замечать запах. А потом вдруг осознал, что понимаю их речь без перевода. Так, будто всегда тут жил. Что-то тут было не так, но с этим я решил разобраться позже.
Мы остановились, дальше было уже не пройти, но мне было всё хорошо видно.
Старик лежал на возвышении на простой лежанке. Вместо матраса под него подстелили несколько слоёв больших мягких листьев. А под спину и голову те же листья были свёрнуты в валики. Он скорее полусидел, откинув на верхний валик очень бледное и сухое лицо. Судя по почтительности, с которой с ним обращались, человеком он был непростым. Светло-серый хитон украшала сиреневая полоса – признак изысканности.
Лёгкое движение старческой руки – и воцарилась абсолютная тишина. Казалось, даже птицы замолкли. В двух шагах от меня продолжал улыбаться «Красная шапка». Я проследил направление его взгляда – в пространство над головой старика.
Взглянул туда, и в этот же миг толпа выдохнула глухим «Ох!» и немедленно снова стихла. Над помостом, где лежал старик, возникло синеватое свечение. Ощущение огромного таинства и какого-то высшего присутствия охватило всех. А потом раздался голос старика, ясный и сильный.
Никогда в жизни я не переживал такого воздействия человеческой речи. Возможно, так звучали для апостолов слова Христа. Поэтому они могли потом воспроизвести их в точности. Эти слова входили в сознание так глубоко и полно, что становились частью тебя, твоим опытом, твоей неугасаемой памятью. Их невозможно было забыть, я это сразу понял. Не надо было ничего записывать. На планете полагалось вести документацию и делать исторические записи, но это было для какого-то второстепенно-канцелярского мира. Или для пришельцев. Местные за настоящую признавали только живую речь.
Рассказ старика длился несколько дней. Он счёл своим долгом передать слышанное от предшественников, а это было как раз то, что мы искали – история! Начал с того, что с горечью констатировал, что никто не знает, откуда они пришли. Все самые древние сказания начинались с того, что память о планете исхода утрачена.
– Сейчас мы считаем планету своим домом, – говорил он. – И мне уже трудно понять, почему все старики, которых мне довелось слышать, уверены в том, что мы здесь пришельцы. Но вы должны сохранить это знание.