Случилось так, что я ушел из дома, не получив от них рецепта, и, не мог вернуться так скоро, как ожидалось. А в это время, встревоженная жена достала лекарства и сумела ввести одно лекарство в желудок, а также вызвала у ребенка нервный припадок, на устранение которого ушел целый час. Тогда ей сообщили, что такое количество лекарства, которое она дала нашему сыну, было бы слишком большим, даже для лошади. В дальнейшем он не принимал в желудок ничего, кроме воды, которую требовала жажда, и небольшого количества лекарств, чтобы удовлетворить веру в них матери. И вот я стоял рядом со страдающим идолом моего сердца, против меня был весь медицинский мир – достаточно сильный, только радовалась своей силе, чтобы защитить его от варварства разрешенного лечения. Единственным моим утешением было то, что в момент его крайней нужды – я мог дать ему высшую доброту, и если смерть должна была прийти, то не было бы дополнительной рваной раны, нанесенной жестокостью, которой можно было избежать. И Природа, используя все возможные средства, которые могли бы добавить комфорта страдающему телу, одержала бы победу.

С тех пор медицинский мир перешел на лечение дифтерии посредством приема антитоксина, как специфического лечебного средства, оставив меня почти в одиночестве пробивать себе путь, который ведет по тому, что видишь своими глазами, а не по вере. То, что лечение моего больного сына в отсутствие единственного предполагаемого специфического препарата было опережением моего времени. Теперь медицинский мир не может ставить воздержание от приема пищи – как лечебное средство.

По мере того как шли месяцы и годы, случилось так, что все случаи смерти моих больных были такого характера, что не было ни малейшего предположения о проведении голодании. В то же время случаи выздоровления, при воздержании от приема пищи, были серией демонстраций, ясных, как все в математике, развивающейся силы всех мышц, всех чувств и способностей, по мере того, как уменьшались проявления болезни. Ни один врач, чья практика была обширна, не имел случаев, когда происходили те же изменения, и в которых количество принятой пищи не объясняло этот общий рост жизненной силы.

Полагая, что я сделал очень важное открытие в физиологии болезней, которая будет революцией пищевого лечения больных, если в конечном итоге не отменит его вообще, мои визиты к больным стали вызывать у меня непревзойденный интерес. Я наблюдал за всеми возможными изменениями, как разворачивается новая жизнь, видя только внешние физические изменения, как я видел набухающие почки превращаются в листья или цветы, читая изменения души и ума в более сияющие линии выражения лиц моих больных.

Я видел все это невооруженным глазом и все больше и больше удивлялся объему нашей медицинской фармакологии, размерам и количеству наших аптек и тому месту, которое отводится лекарственным средствам во всех общественных и медицинских изданиях.

В течение многих лет я наблюдал, как мои пациенты набираются сил и здоровья, не имея ни малейшего представления об этой загадке, пока случайно не открыл новое издание «Физиологии» доктора Йео на странице, где нашел эту таблицу предполагаемых потерь, которые происходят при смерти от голода (истощения):

И я увидел свет, словно солнце внезапно появилось в зените в полночь. Мгновенно я увидел в человеческих телах огромный запас предварительно переваренной пищи, а мозг обладал способностью поглощать её, чтобы сохранить структурную целостность при отсутствии поступления пищи извне или сил для её переваривания. Это полностью устранило мозг, как орган, который нужно кормить или который может быть накормлен из легкой пищевой кухни во время острого течения болезни. Только в этой способности мозга к самостоятельному питанию кроется объяснение его функциональной чистоты там, где тела превратились в скелеты.