Интервью происходило перед большой аудиторией. Ни Браухич, ни Гальдер не присутствовали, хотя было несколько офицеров из ОКВ, включая Кейтеля и Йодля. Гитлер молча слушал доклад Гудериана о состоянии танковой группы и затем спросил его:

– Учитывая ваши предшествующие боевые действия, считаете ли вы, что ваши войска способны еще на одно большое усилие?

Гудериан ответил:

– Если перед войсками поставлена главная цель, важность которой очевидна для каждого солдата, то да.

– Вы имеете в виду, конечно, Москву?

– Да. Раз вы заговорили об этом, разрешите мне изложить основания собственного мнения.

Затем Гудериан представил свои аргументы, которые Гитлер выслушал молча. Когда Гудериан закончил доклад, Гитлер стал выражать свою точку зрения: «Мои генералы ничего не знают об экономических аспектах войны», – сказал он. По-видимому, Гитлер уже много раз распространялся на эту тему перед своими слушателями. Гудериан отметил, что «…здесь я впервые увидел спектакль, который стал потом мне очень знакомым: все присутствующие согласно кивали на каждую сентенцию Гитлера, тогда как я остался в одиночестве со своим мнением».

Но тут нам следует задать вопрос: переубедил ли Гитлер Гудериана? Сам Гудериан утверждал: «…Я воздержался от дальнейших споров, [так как] я не думал тогда, что будет правильно устраивать сцену главе германского государства, когда он находится в окружении своих советников». Это высказывание могло бы быть правдой, но за ним следует признание (или оправдание): «Так как решение о наступлении на Украине теперь было утверждено, я сделал все, что мог, чтобы по крайней мере обеспечить его возможно лучшее выполнение. Поэтому я просил Гитлера не разделять мою группу, как вначале намечалось, а вводить ее в операцию как единое целое». Подтверждающий это приказ был немедленно подписан и на следующий день поступил в группу армий «Центр». В какой степени это решение – заставить всю танковую группу переместиться на юг вместо того, чтобы по-хозяйски обеспечить отдых нескольким дивизиям в центре, – было ответственно за провал наступления на Москву? Нет сомнения в том, что оно сыграло свою роль в дополнение к роковым предшествующим промедлениям.

После того как Гудериан уехал в свой штаб, Гальдер телефонировал Боку и сказал ему, что Гудериан предал их всех, затем связался с Браухичем и стал убеждать его, что, раз они не могут принять на себя ответственность за ход операций, предписанный Гитлером, они должны оба подать в отставку.

Бедный Браухич, только что вернувшийся после аудиенции, на которой его обвинили в том, что он «позволяет группам армий слишком много вольностей в достижении своих особых интересов», был против этого. Он попытался успокоить своего начальника штаба, говоря, что, «так как освобождения от должности все равно не произойдет, положение так и останется без изменений». Гальдер колебался в течение двух дней, затем Гитлер помирился с Браухичем.

Теперь изменялась вся картина фронта. Лязг и грохот танковых гусениц, облака пыли на 20 миль, солдатские песни на марше – по мере ускорения темпа наступления – эти впечатления заставляли забыть о предшествующих неделях. ОКХ занималось тактическим планированием. Гудериан мчался на юг в своем бронеавтомобиле с радиостанцией, руководя рядом новых сражений по окружению противника. Гот был вдали, с Леебом. Только Бок остался один со своей пехотой. Казалось, это было не чем иным, как мимолетной размолвкой между генералами и Гитлером. Но на самом деле все было не так. Это было катастрофическое противостояние, последствия которого и для хода войны, и для отношений Гитлера со своими генералами едва ли можно правильно оценить.