– Гэгнон делает вывод, что рефрен в 18:22 и 20:13 «лучше всего раскрывает основную заботу; а именно желание предотвратить ситуацию, когда мужчина обращается с другим мужчиной как с женщиной, превращает его в объект своих сексуальных желаний. Это мерзость, вопиющее нарушение границ, установленных Богом, в данном случае – гендерных границ, положенных еще при сотворении человека».[582] Стало быть, дело не в гендерном статусе (мужской чести и иерархии), как некоторые думают, а в «искажении самого пола, каким он был создан и задуман Богом».[583] Бревард Чайлдс понимает этот библейский смысл и его значение для нашего времени:

Недавние попытки некоторых богословов доказать, что Библия дозволяет гомосексуальную практику и чуть ли не дает на нее добро, резко противоречат ветхозаветному учению о соотношении мужского и женского начал. Дело ведь не только в отдельных текстах, которые осуждают эту практику (Лев 20:13)… Согласно Ветхому Завету, гомосексуальность искажает творение, и ни о каком благословении ее речи быть не может.[584]

Помимо таких факторов, как универсальность и вечная нормативность – абсолютный, всеохватный язык и укорененность в уставе о творении, – Гэгнон приводит пять дополнительных указаний на то, что законы о гомосексуальной практике являются трансвременными и транскультурными.[585]

Это законодательство – часть более широкого и последовательного ветхозаветного выступления против гомосексуальной практики.[586]

Запрет на гомосексуальные действия дан вместе с запретами на сексуальные акты, которые были запрещены не только в культуре и обществе древнего Израиля: а именно вместе с запретами на инцест, супружескую измену и скотоложство.[587]

Гомосексуальная связь – это «сексуальное нарушение первой степени», указанное вместе с сексуальными нарушениями, которые наказываются смертью (Лев 20:10–16). Смертная казнь за гомосексуальную практику полагалась только в библейских заповедях, и включение этой практики в преступления, караемые в Израиле смертью, подчеркивает серьезность ситуации.[588]

Понятия чистоты, используемые в описаниях сексуальных грехов в Лев 18 и 20, не только не говорят о нерациональном, доэтическом или сугубо ритуальном характере этих заповедей, но и подчеркивают их моральную значимость. В Книге Левит «сочетание чистоты и запрета часто усиливает нравственное суждение, сосредотачивая внимание на том, что акт унижает совершающих его и дестабилизирует общество… Одна из особенностей «кодекса святости» состоит в обсуждении этики под рубрикой чистоты; тем самым грех и нечистота сливаются».[589]

Новый Завет усваивает ветхозаветные запреты на гомосексуальные связи (см. «Послесловие»).[590]

Я полностью согласен с выводами Гэгнона относительно Лев 18: 22 и 20:13:

Со своей суровостью и бескомпромиссностью по отношению к мужскому гомосексуальному поведению Лев 18:22 и 20:13 отражают такое отвращение к однополым связям, какое не имеет параллелей на древнем Ближнем Востоке… (Редактор этих заповедей как части «кодекса святости». – Р. Д.) исходил из убеждения, что однополые связи совершенно несовместимы с созданием мужчин и женщин как существ, дополняющих друг друга. Для мужчины иметь сексуальные отношения с другим мужчиной, словно тот – женщина, значит нарушать замысел Божий о творении… Не будет преувеличением назвать это бунтом против замысла Божьего о человеческом поле… Многое говорит о том, что отрывки Лев 18:22 и 20:13 имеют непреходящую значимость.[591]

Второзаконие 23:18–19 (СП 23:17–18). В главе 3 мы говорили о культовой проституции в целом, а в главе 7 поговорим о некультовой женской проституции. Здесь же мы рассмотрим запрет Пятикнижия на мужскую проституцию, несомненно, включавшую мужские гомосексуальные акты.