В.Б. сам был «помят» и очень изможден, еле сдерживал эмоции, которые накопились, ноги его уже почти не держали, но он говорил, даже и не думал меня утишать, он сказал откровенно, потому что эта ложь делала еще больнее, и было неуместно, нечестно врать самим себе.

– Перестань мучить ее, – сердилась Е.Б., – довел бедную девочку, молодец, – глядя на мое состояние, негодовала она.

– Ты тоже такая «милая и добрая», матерью ей стала! Да прям ангел! Я аж не могу, нимб над головой у тебя, только вот сейчас немного неуместно изображать из себя непорочного ангела. Мы по уши в д*****. У нас на школьном дворе больше пятидесяти трупов, а внутри лежат раненые дети, а ты сидишь и успокаиваешь Адриану. Мы все в крови, и не нашей; каждый из нас сегодня убил человека, и не одного. Ты беспокоишься о ней, я тоже… вы стали для меня больше, чем коллега и ученица, семьей, но мы нужны людям.

– Та девочка, что вместо меня…

– Да, она жива.

Из-за многочисленных ран и потери крови я почти не чувствовала тела и была вся белая, но рвалась на помощь остальным.

– Вы скорую вызвали? – спросила я, вставая с колен, но держалась за стеночку.

– Влад вызвал, но там не то, чтобы скорая, друзья его родителей…

– Да, знаю. И что мы скажем родителям тем детей, что погибли?

– Взрыв, скажем взрыв, тем более, это правда. Мы не успели одну бомбу обезвредить, и один из учеников бросился и закрыл ее собой, – огорченно сообщил В.Б. – Это должен был быть я, знаю, я уже хотел лечь, но пацан опередил меня.

Я сделала пару шагов, но поняла, что теряю сознание; через пару минут раздался глухой звук… это я упала на землю.

Когда я очнулась, за окном было темно, на диване рядом со мной дремала Е.Б., на пуфике в другом конце зала сидел Женя, играл в телефон, храп В.Б. доносился из соседней спальни. Голова у меня раскалывалась на части, руками было сложно пошевелить: тугая повязка на руке сковывала движения. Мокрое полотенце у меня на голове было теплым и неприятным, на мне была чья-то майка, и спина тоже было перебинтована. Я сразу поняла, что мы в «Баганашыле», но пока ничего не соображала.

– Проснулась? – заметил мои попытки подвигаться дядя. Он соскочил с кресла и подбежал, укладывая меня назад на подушку. – Мы еле тебя откачали, ты почти не дышала пару часов назад, вся горела.

– Сколько сейчас времени?

– Ты проспала два дня.

– Ого.

– Твои родители звонили беспрестанно, я сказал им, что ты со мной и пока не можешь вернуться домой.

– Мой дом не там, а с ними, – я показала на Е.Б.

– Тебе сейчас нужно лежать и желательно молчать, ты пострадала больше всех, многочисленные переломы, раны, следы от пуль… Адриана, у тебя татуировка на ключице.

– Да, заметила ее перед боем, не знаю, откуда. Если у меня столько ранений. Почему я вообще еще жива?

– Это удивительно, мы сами в шоке.

– А Влад?

– Он придет позже; все время около тебя был: утром, потом вечером, почти не оставляет тебя.

Стук в дверь. Потом еще, но уже сильнее.

– Опять вы?! Почему вы приходите каждый день? Зачем вам Адриана? – злился Женя, говоря на повышенных тонах.

– Кто там? – спросила, не вставая с постели.

– Она очнулась, – воскликнул голос, который показался мне знакомым.

– Пусти ее, Жень, – чтобы не будить Е.Б., я тихо прошла в коридор, хоть это мне далось нелегко.

– Зачем встала?

– Все нормально. Вы?

В проходе стояла И.Г. – бывший учитель математики; она всегда проявляла излишний интерес ко мне, но я старалась не придавать этому значения, но все остальные тоже замечали ее нездоровое отношение ко мне. После ее ухода из школы пришла А.Б., как раз в этом году – восьмой класс.