– Черт, да, – сказал Зейн, нарушая напряженное безмолвие. – Напоминает мне Сета.

Казалось, больше никто не хотел это произносить вслух.

– Так что, возможно, сейчас самое подходящее время спросить себя, – сказал У. – Вам нужен фанат Сета Бразерса?

– Это может быть и фанатка, – сказала я. Почему они всегда считали, что лучшие гитаристы – парни?

– Может быть, – согласился У.

– Это чувак, – сказал Зейн. – У него широкие плечи.

– Через этот экран ни черта не видно, – заметил Джесси.

– А может быть, у нее широкие плечи, – сказала я.

– И кого, черт возьми, волнует, что он фанат? – добавил Зейн. – Он нанят.

– Он так же хорош, как и Сет, – согласилась я. – Почему бы нам не захотеть его? Или ее?

– Если только он не страшный или что-то в этом роде, – исправился Зейн, – он нанят.

– Кем бы он ни был, он хорош, – мягко сказал Джесси. Он спокойно относился ко всему этому процессу, сдерживая свой энтузиазм. Возможно, из-за того, что он был нашим ведущим гитаристом, Джесси было труднее всего расположить к себе.

Но этот парень – или девушка – хорош.

Больше, чем хорош.

Дилан все еще сидел с отвисшей челюстью, поэтому я ткнула его в бок.

– Подбери челюсть, муха залетит.

– Скажи что-нибудь! – Зейн достал из ниоткуда барабанную палочку и запустил ею в него.

Дилан поймал палочку, даже не глядя. Он медленно закрыл рот, затем сказал:

– Я словно очутился в моменте из песни «Devil Went Down to Georgia».

Зейн радостно расхохотался.

– У вас есть какие-нибудь вопросы к нашему загадочному гитаристу? – спросила нас Лив. Она тоже держала микрофон. Она не появлялась в кадре, но иногда обращалась к нам, побуждая нас к дискуссии. – Вы же знаете, что он слышит вас прямо сейчас.

– Да, – прорычал Зейн в микрофон, обращаясь к гитаристу. – Дилан хочет знать, не продал ли ты случайно душу дьяволу.

– Насколько я помню, нет, – произнес мужской голос.

И мы все замерли.

Потому что мы все знали этот голос.

Когда я посмотрела на свою группу, я поняла, что мы все его узнали. Мы все слышали его.

Лив дала команду сдвинуть ширму, и когда она отъехала в сторону, мы все увидели его.

Сет Бразерс.

Сердце екнуло.

Сет стоял на сцене с белой, перекинутой через плечо Gibson Les Paul, одна рука покоилась на грифе гитары, а другой он виртуозничал медиатором.

Он выглядел… иначе.

У него была короткая борода, но я уже видела его с ней в этом году. Дело было в его волосах; я не сразу поняла это. Его неизменно волнистые, выгоревшие на солнце каштановые волосы были обрезаны, а то, что осталось, стало темнее. Я никогда не видела Сета с короткой стрижкой. Она выгодно подчеркивала его красивые черты, особенно скулы и полные губы. На нем были зеркальные солнцезащитные очки-авиаторы, и я не могла прочесть выражение его лица, но плечи казались расслабленными; невозможно было бы так играть на гитаре, если вы сплошной комок нервов.

Я наблюдала, как он снял солнцезащитные очки и повесил их на ворот футболки, затем посмотрел на нас, выжидая.

И меня поразило, когда я увидела выражение его глаз: он все еще жаждал быть с нами.

И я не могла оправиться от шока.

Он все еще хотел играть с нами. Он все еще хотел быть в группе.

Он просто пришел к нам на прослушивание, и по какой-то причине кто-то впустил его и позволил пройти прослушивание.

И все, о чем я могла думать, глядя на него, было: зачем?

Но даже несмотря на шок, я почувствовала… облегчение?

Растерянность, да.

И злость.

Я чувствовала, как на поверхность выплескивается целый поток неприятных эмоций.

Я оглядела ребят. Броуди и Джесси определенно злились.

А вот Зейн выглядел чертовски заинтригованным и возбужденным.