«Так-так, – размышлял Моше, с подозрением разглядывая неожиданное угощение. – Кто-то решил меня прикормить. Интересно, это прелюдия к чему? К тому, чтобы я нарисовал ему личный гороскоп на ближайшие сто лет, или к тому, чтобы меня по-тихому вывели за ограду и прикопали как потенциального смутьяна? В этом благословенном месте оба варианта кажутся одинаково вероятными».

А затем, в один из дней, когда солнце пекло с особым остервенением, а пыль на стройке стояла такая, что, казалось, ее можно было резать ножом и намазывать на хлеб вместо масла, за Моше пришел посыльный. Не простой рабочий, а человек в относительно чистой тунике и с бронзовой бляхой на груди, обозначавшей какую-то мелкую должность. Он передал Моше, что «великий Бальшум желает его видеть». Без объяснения причин. Просто «желает видеть».

«Ну вот, началось, – подумал Моше, покорно следуя за посыльным и стараясь на ходу привести в относительный порядок свою и без того не слишком презентабельную внешность. – Похоже, пришло время платить за финики. Надеюсь, процентная ставка не слишком высока. И что в качестве валюты не принимают человеческие головы».

Бальшум оказался мужчиной средних лет, плотным, коротко стриженным, с цепкими, умными глазами, которые, казалось, видели Моше насквозь, включая все его потаенные мысли и невысказанные сарказмы. Он не восседал на каком-нибудь импровизированном троне, а сидел на простом табурете в тени большого навеса, раскинутого неподалеку от одного из строящихся хранилищ. Перед ним на грубо сколоченном столе лежали глиняные таблички с какими-то расчетами и несколько «шедевров» Моше – копии его знаков, перерисованные, видимо, Ур-нанше или кем-то из его подручных.

Он не стал тратить время на пустые любезности.

«Ты – тот чужак, который рисует эти… знаки?» – спросил он, указав на таблички. Голос у него был низкий, спокойный, но с металлическими нотками, не предвещавшими ничего хорошего для тех, кто осмелился бы ему перечить.

Моше кивнул, решив, что отрицать очевидное – не лучшая тактика. «Если под "этими знаками" вы подразумеваете попытку внести немного порядка в хаос общения на стройке, то да, это моих рук дело. Или, по крайней

мере, моего ума».

Бальшум хмыкнул, внимательно разглядывая Моше. «Порядок… Хаос… Громкие слова для того, кто еще вчера, как мне доложили, питался отбросами и спал под открытым небом. Но, должен признать, – он снова кивнул на таблички, – в этих твоих каракулях что-то есть. Работа на участках, где их применяют, действительно идет… живее. Меньше пустых криков, больше дела».

«Ага, – отметил про себя Моше. – Значит, он не просто слышал, он проверял. И, похоже, остался доволен результатами. Это уже неплохо. По крайней мере, пока не достали плетку».

«Я всегда считал, – скромно заметил Моше, – что хорошо продуманная система коммуникации – залог успеха в любом начинании. Даже в таком грандиозном, как… это». Он неопределенно махнул рукой в сторону Башни.

«Ты не так прост, как кажешься, чужеземец, – Бальшум чуть прищурился. – Говоришь складно. И, похоже, не боишься. Это хорошо. Или очень плохо. Зависит от обстоятельств». Он помолчал, постукивая пальцами по столу. «Мне нужны люди, которые умеют думать. И которые могут заставить других работать эффективнее. Эта стройка… она пожирает людей и ресурсы с чудовищной скоростью. И любой, кто поможет хоть немного упорядочить этот процесс, будет полезен. Полезен мне».

Он сделал ударение на последнем слове.

«Я могу предоставить тебе… лучшие условия, – продолжил Бальшум. – Еду. Крышу над головой. Защиту от мелких неприятностей. Взамен ты будешь работать на меня. Упорядочивать коммуникацию на моем секторе. Обучать надсмотрщиков. Придумывать новые… знаки, если понадобится. И докладывать мне обо всем, что покажется тебе важным или подозрительным».