– Ой, Ник, я тебе такое расскажу!

– Ты сначала присядь; выпьем, а потом расскажешь, – открыв виски, он по очереди плеснул в пластиковые стаканчики, уже выстроенные рядком, – давайте. За то, как славно послужила нам эта дачка! Но прошлое должно оставаться в прошлом.

Все выпили, и сразу оторвавшись от загадочной кровати, Лена подумала: …Оказывается, виски, правда, можно не закусывать, как и показывают в кино!.. Но шашлыки выглядели очень уж привлекательно, поэтому один она взяла.

Прошла «минута еды», и слово взял Фил с абсолютно неинтересными Лене воспоминаниями о том, что они творили здесь в студенческие годы. Она закурила, наблюдая как солнце медленно сползает за деревья, и почувствовала, что недавний трепет перед неизвестностью прошёл – скорее всего, виски действовало гораздо быстрее «Ягуара».

Выпили ещё раз. Лена ощутила в голове потрясающую лёгкость. …Классный напиток!.. Жаль, такой дорогой – мы с Викой, точняк, не потянем… хотя ведь две рюмки и мне хорошо, и больше уже не надо, а сколько стоят три коктейля, чтоб быть в той же кондиции?..

– Ты что-то собиралась рассказать, – напомнил Ник, с удовольствием вгрызаясь в очередной кусок мяса.

Лена уже не знала, стоит ли рассказывать то, над чем эти серьёзные люди, скорее всего, просто посмеются, но и сидеть неодушевлённой куклой тоже не хотелось; тем более, спиртное всегда добавляло ей кураж.

– Короче, вчера мне снилась эта дача, хотя я, ни сном, ни духом даже не подозревала о её существовании. Я была привязана к той железной кровати…

– Это из области мазохизма, – заметил Фил.

– Причём тут мазохизм? – возмутилась Лена, – меня не били, не насиловали; даже в комнате никого не было! Ничего не происходило вообще, но я была тут, и именно привязана к кровати! Вот, что это может означать?

– Ромыч, мозги по твоей части, – Ник засмеялся.

– Но я ж не психиатр, – тот пожал плечами.

Упоминание о психиатре выглядело даже более обидно, чем подозрение в мазохизме.

– Я не сумасшедшая! – вскочив, Лена побежала, совершенно не думая, куда и зачем несёт её подогретое алкоголем сознание; правда, и убежать далеко не смогла – Ник догнал её и развернул к себе лицом.

– Дурочка, – он улыбнулся так, что Лена вдруг успокоилась; даже прижалась к нему, – психиатр – это врач, который занимается депрессиями, немотивированной агрессией, различными фобиями, возвращает память; короче, делает массу полезных вещей.

– Правда? – Лена подняла голову, – а я думала, что он посчитал меня… ну, того, – она покрутила пальцем у виска, – неудобно получилось, да?

– Ничего, сейчас утрясём, – Ник взял в ладони её лицо, долго смотрел… и как-то незаметно их губы сомкнулись. Лена закрыла глаза, дыхание сбилось; она чувствовала на обнажённой коже ласковые руки и ей стало хорошо.

Когда внезапная эмоциональная феерия закончилась, они вернулись к столу и уселись на прежние места.

– Все-таки Конфуций был великим философом, – неожиданно объявил Ник, – когда у него спросили, что б он сделал в первую очередь, став правителем, он ответил – уничтожил все словари и создал один. Ну, ему начали толковать о политике, о развитии страны, а он ответил – все беды начинаются с того, что люди не понимают значения слов – каждый вкладывает в них собственные понятия и, соответственно, под одними и теми же лозунгами совершаются абсолютно противоположные действия…

– Это ты к чему? – своим вопросом Фил, опередил остальных.

– К тому, что для Леночки психиатр – это сотрудник дурдома, раздающий смирительные рубашки.

Все дружно захохотали; видя это, Лена прижалась к Нику и тоже улыбнулась. Если б ещё стаканчик виски, она б с удовольствием поцеловала его прилюдно; зато когда Ромыч протянул ей мизинец и сказал: «– Понятно. Ну, что? Мир, дружба, футбол?», она была почти счастлива.