– Божественно вы устроились: не хватает разве что буржуйки. Но попытаемся раздобыть.

– Жаль, что вы так ни разу и не проведали меня.

– Ошибаетесь, однажды я все же побывал в вашей келье.

– Ах да, верно. Как это я забыла? Но тогда она еще не была столь уютной.

– Тогда – еще нет, – вновь вспомнил он о стараниях Кремнева и его разведчиков, взявшихся покровительствовать не столько над майором, сколько над его спасительницей. – Кстати, если там хорошо замаскировать лаз, немцы могут сто раз пройти мимо него, даже не догадываясь, что за простенком кто-то обитает.

– Лейтенант… – начала было Клавдия. Но, запнувшись на полуслове, исправилась: —…бойцы уже подыскали два больших камня. Как раз для такого случая. И чуть разрыли запасной лаз, по которому, в случае опасности, можно уползти в еще более отдаленную, совершенно изолированную выработку. А еще – добыли для меня немецкую винтовку с двадцатью патронами, а вчера притащили автомат.

– Вместо букетика полевых цветов, – сдержанно улыбнулся Андрей. – Щедрость их непомерна. Благо, что такого добра, как трофейные «шмайссеры», на плато пока хватает.

– Вы словно бы осуждаете их.

– Не осуждаю, а ревную.

– Долго же мне пришлось ждать от вас этих слов, – вздохнула Клавдия.

– Правда, ревную слегка.

– Не старайтесь испортить мнение о себе как о кавалере, оно и так убийственно невысокое.

– Слушаю вас, и говорю себе: «А почему бы тебе самому не явиться к учительнице с букетом автоматов или связкой гранат?».

– А действительно: почему бы вам не явиться к учительнице? Хотя бы и со связкой гранат, если уж ни на что иное фантазии не хватает?

– Воспринимаю, как приглашение. Уроки обращения с оружием вы уже тоже получили?

– Конечно. И даже несколько раз выстрелила. На поверхности. В сторону немцев.

– Предвижу, что противник пережил тогда не самые лучшие минуты в своей жизни.

– Подтруниваете, капитан? – капризно обиделась Клавдия.

– Не без этого, уважаемая учительница. Да простится мне.

– Забудьте наконец, что я учительница.

– С чего вдруг?

– Уже хотя бы потому, что здесь – не школа. Да и вы вряд ли подходите даже для вечерника. И потом, судя по всему, это мешает вам свободно общаться со мной. Уважение, страх или по крайней мере опасение перед учительницей сохраняется у каждого из нас с самого детства.

– Божественная мысль. С этого дня напрочь забываю, кто вы по профессии, – пробормотал Беркут, чувствуя, что сон все же одолевает его, несмотря на то, что рядом прекрасная женщина.

Поняв, что капитан продолжает подтрунивать над ней, Клавдия решительно поднялась и направилась к двери.

Беркут поднялся вслед за ней, но, растерявшись, не сразу сообразил, каким образом следует задержать ее у себя.

– Вот именно, капитан, об учительнице следует забыть. Тогда, может быть, вам случится вспомнить, что перед вами просто женщина. Ничуть не хуже некоторых других, причем вы прекрасно знаете, кого я имею в виду, – отчеканила она, с удовольствием хлопнув дверью перед самым носом Беркута.

«А вот и ответ на вопрос “Что привело к тебе сегодня Клавдию? ”» – объяснил себе Беркут.

Доставив пленного на КП, лейтенант Кремнев устало доложил:

– В ходе операции один немецкий солдат убит, один взят в плен. Наши потери – ефрейтор Арзамасцев».

– Что… «ефрейтор Арзамасцев»? – медленно приподнимался из-за небольшого, из мраморной плиты сооруженного столика Беркут.

– Мы вернулись без него, товарищ капитан.

– Что значит «вернулись без него»? Что это за доклад? Он что убит, ранен, пропал без вести? Куда он девался, этот ваш ефрейтор Арзамасцев? – Пленный унтер-офицер коменданта как будто бы совершенно не интересовал.