Медленно веду бритвой по щеке, получая удовольствие от близости опасного лезвия (ретропредмет – подарок моей бывшей благоверной!). Внезапно мысль: а что, если полоснуть по запястью? Тогда непременно закончится череда моих унижений, я больше никогда не услышу: «Мы с вами свяжемся позже» или «Извините, но в настоящий момент мы не готовы вас принять». В воображении картинка: валяюсь на полу голый в луже крови, проходит день, два, десять… Никто не ищет меня: всем всё равно. А тело при этом медленно разлагается, гниёт, источая смрад. Не лучший способ положить конец унижениям, не правда ли?

Пытаюсь отогнать суицидальные мысли.

Сегодня я могу наконец-то получить работу. В этом мире, который понемногу захватывают чёртовы роботы, может найтись место и для меня, практически обычного, почти не модифицированного человека.

Бежевый костюм. С галстуком или без? Никак не могу определиться. Повяжу всё-таки бордовый: во «Флеш Индастри» должны понять, что я серьёзный человек. Как можно одновременно ненавидеть роботов и вожделеть устроиться на работу в корпорацию, производящую флешки для вживления в шею каждого малыша на свете? Даже у меня, мастодонта, ископаемого, есть такая флешка, на дворе ведь семидесятые! В это же время сто лет назад выпустили первый прототип портативного сотового телефона, а теперь, в двадцать первом веке, настала эпоха айфонов в глазном яблоке.

На нищенское пособие по безработице могу позволить себе только биоеду. Выдавливаю себе в тарелку серовато-коричневую массу из тюбика. Что у нас сегодня на завтрак? Брокколи с говядиной? М-м-м. Объедки со столов более состоятельных членов нашего прекрасного общества, очищенные, обеззараженные и поданные к столу мне. За последний год я успел превратиться в нытика. Кто-нибудь, изобретите уже, наконец, машину времени, отмотайте двадцать пять лет и подскажите мне тогдашнему, оптимистичному мальчишке, чтобы я ни за что не выбирал себе специальность переводчика, потому что скоро настанет ледниковый период и все мы, динозавры, просто-напросто вымрем! А ещё подскажите, прошу вас, никогда не смотреть в сторону женщин с именем Анна – одна из них превратила моё сердце в пепел.

На лестничной клетке встречаю соседа, Влада. Он ждёт лифт. Вообще-то его зовут Владлен-35. Он робот. Один из первых, освобождённых от «человеческого гнёта» по закону «О равенстве всех жителей Земли». Ещё один глупый закон в нашем глупом мире! Не понимаю, зачем роботам после пятидесяти лет службы человеку полагается свобода с правом получать оплату за свой труд? Даже у Влада есть работа, в отличие от меня. Он – бармен в клубе неподалёку. И я ходил на то собеседование, но получил отказ. Кому я нужен, ведь конкурент-робот готов делать то же самое почти даром.

– Привет, сосед! – говорит Влад металлическим голосом.

Он – ранняя модель, его речь бесцветная, холодная, прерывистая. Терпеть его не могу. Моя гордость всё ещё уязвлена после случая с должностью бармена. Прохожу молча к лестнице.

Двумя этажами ниже встречаю своего приятеля, Андрея. Приятель, конечно, не совсем то определение, которое подходит нашим отношениям. Скорее, нас можно назвать собутыльниками, да и то бухаем мы нечасто.

– Здорово! – восклицает Андрей.

– Привет, – отвечаю, через силу извлекая звук из своего горла.

Мой голос такой же железный и холодный, как у соседа-робота; вместо внятной речи зачастую вырывается скрежет. Немудрено, полтора года назад мне «выпало счастье» пережить рак гортани. Лечение было долгим, а мои миллионы на счету стали тысячами. Но врачи не смогли победить болезнь. Выход был только один: удалить гортань. Я бы мог заказать новую, выращенную из моего биоматериала, «живую», но для этого нужно было продать квартиру и машину, да ещё влезть в пожизненные долги. Тогда Анна сказала, что будет любить меня и с дешёвым механизмом. Теперь у меня в горле стоит искусственная гортань. Её должны были настроить после операции. Два специалиста, чьи услуги немало стоили, пытались отрегулировать тембр голоса. Но их старания не возымели успеха. «У вас индивидуальные особенности строения горла. Звук настроить не получится», – подытожил мастер номер два.