Фомина. Почему животновод?

Еловецкий. Так надо. И вот он несколько дней подряд приходил на ее работу и ждал ее, а потом провожал домой. И однажды он сказал. « У меня сегодня день рождения. Я приглашаю вас в гости. Пойдемте ко мне на день рожденья». Ну, она сказала, что все это сплошное безобразие, и не пошла. Тогда он пришел к себе домой. Была зима. Нет. Была осень. Нет. Все-таки была зима. Он сидел один за столом у себя дома и не зажигал света. Жил он недалеко от железной дороги, и так он сидел один в темноте, курил и слушал вздохи паровозов или просто смотрел на тени веток на потолке. Утром он пришел на свою работу и застрелился. Заиграла песня «Отель „Калифорния“». И все пошли наряжать елку.

Фомина. Господи! А стреляться-то зачем?!

Еловецкий. Для пущего катарсису.

Фомина. Полный бред. Мура собачья. Реализма ни на грош. А за душу берет. А почему он на работе застрелился?

Еловецкий. У него на работе было оружие.

Фомина. Так он у тебя мент, что ли?

Еловецкий. Ты, Анька, какой-то зритель-правдоискатель.

Фомина. Напиши лучше пьесу про снег.

Еловецкий. Про снег?

Фомина. Жизнь городского снега. Когда я была маленькая, я думала, что снег, который убирают на улицах, отправляют в Африку. Чтобы там тоже было. А потом однажды ночью я увидела, как его сбрасывают с самосвалов в Яузу. Я часто думаю о снеге.

Еловецкий. Знаешь, что?

Фомина. Что?

Еловецкий. Выходи за меня замуж.

Фомина. Ты, Ёлкин, в своей Израиловке совсем офедорел.

Еловецкий. Чего это я офедорел?

Конец ознакомительного фрагмента.