(ср.: Ис. 40, 6). Нечто подобное читаем у Иеремии:
возьми́ чашу вина нерастворе́ннаго от руки Моея́, да напо́иши вся язы́ки, к ни́мже Аз послю́ тя. И испию́т и изблю́ют, и обуя́ют и попадают от лица́ меча́, его́же Аз послю́ среде́ их (Иер. 25, 15–16). Когда услышал это пророк, не отказался; не сказал по примеру Моисея: «Умоляю, Господи, я недостоин, избери другого, кого бы послать» (Исх. 4, 13); но, любитель своего народа и думая, что от питья из чаши умертвятся и погибнут враждебные народы, охотно берет чашу вина, не понимая, что в числе всех народов заключается и Иерусалим. Наконец,
взях, говорит,
чашу от руки Господни и напо́их вся язы́ки, к нимже посла́ мя Господь, и между другими племенами, Иерусалима, и гра́ды Иудины, и цари его, и князи его, яко положи́ти я во опусте́ние, и в непрохожде́ние, и во звизда́ние (Иер. 25, 17–18). Послушай же, что говорит в другом месте вслед за этим пророчеством (хотя в большей части кодексов Библии порядок извращен):
прельстил мя еси, Господи, и прельщен есмь: Ты удержал меня и превозмо́гл; бых в посме́х весь день, вси ругаются мне (Иер. 20, 7). Напротив того, защитник Исаии (продолжал еврей) указывает на то, что пророк, полагаясь не столько на свое достоинство, сколько на милосердие Божие, после того как услышал от Серафима: вот я прикоснулся сим к устам
твоим, и отнимет беззакония твоя, и грехи твоя очистит (Ис. 6, 7), не захотел влачиться в праздности, но охотно предложил себя, как свободного от грехов, на служение Богу из ревности к вере. А Моисей, так как учился светским наукам, и так как после умерщвления египтянина сознание его было некоторым образом нечисто, почему был к нему из купины и голос, говорящий:
не приближайся се́мо; изу́й сапоги от ног твоих, место бо, на не́мже ты сто́иши, земля свята есть (Исх. 3, 5), и так как он знал, что ему предстоит спор с волхвами и с злейшим царем фараоном, то и извинялся, говоря: «Умоляю, Господи, я недостоин»; вместо чего по-еврейски читается: «Имею необрезанныя уста»; тогда как семьдесят толковников переводят, соображаясь более со смыслом (речи), чем от слова до слова. Из этого ясно можно понять, что Исаия по обрезании уст справедливо предложил себя на служение Богу, а Моисей, так как дотоле уста его были необрезаны, отказывался от столь великого служения.
Слухом услышите, и не уразумеете; и видяще узрите, и не увидите (Ис. 6, 9). Все это место, как говорит Спаситель в Евангелии, относится к тому времени, когда Он Сам благоволил сойти на землю и совершал знамения неразумным иудеям (Мф. 13, 14–17). Но поелику до конца главы идет разнообразное толкование, а некоторую часть главы мы уже изъяснили, то довольно и того, что сказано доселе. Речь, не отделанная нашим собственным стилем и необработанная сама по себе, становится еще несноснее, если она усугубляет скуку своею длиннотою. Утрудив глаза, позаботимся по крайней мере о языке и ушах[88].
Семьдесят: и послан бысть ко мне един от Серафимов; Аквила и Феодотион: и прилетел ко мне один (unum) из Серафимов; Симмах: и прилетел ко мне один (unus) из Серафимов. Каждодневно посылается к нам Серафим, каждодневно очищаются уста воздыхающих и говорящих: о, окаянный аз, яко умилихся, и, когда освобождаются они от грехов, приготовляются на служение Богу. А что иные толкователи вместо послан говорят прилетел, то разумей быстрый приход Божественного слова к тем, которые считаются достойными общения с ним. Есть еще различие в роде. Семьдесят, Аквила и Феодотион переводят слово Серафим средним родом; а Симмах – мужеским.
Не должно думать, что есть пол у сил Божиих; потому что даже Сам Дух Святый по свойствам языка на еврейском ставится в женском роде: Руга; на греческом в среднем: το πνεύμα:; на латинском в мужеском: spiritus. Из чего должно понять, что когда относительно Cерафимов поставляется мужеское или женское окончание, то этим означается не пол, а звуковая особенность языка. Только Сам Бог невидимый и неизменный почти во всех языках выражается мужеским родом, поелику пол несвойствен Ему. Также, как бы ни была невинна, однако должна быть осуждена ошибка тех, которые в своих молениях и прошениях дерзают говорить: «Сидящий на Херувимах и Серафимах». Ибо, что Бог сидит на Херувимах, это написано; как, например,