Я не изменилась. И она. Когда я вижу, что сейчас происходит, я думаю, я делала то, что должна была, это было страшно, что мне пришлось перенести. Но теперь я ничего не делаю, и мне теперь страшнее смотреть на мир, чем тогда. Что теперь происходит в мире. Мои родители, например, они не знали. Они не были сторонниками. Но он собрал всех этих людей, и это было страшно. Они были единственными, кто был против него, понимаешь?

У меня много было в жизни счастливого, счастливых встреч много. Я не могу сказать, что из‑за них моя жизнь стала кошмаром. Были люди, которые помогали мне, которые уходили тогда. Замечательные люди.

Это вполне естественно, что все, кто думал, чувствовал опасность, кто считал, что мир в опасности от этого ужаса, они не знали. Потому я не изменилась. Это нормально было тогда, когда они собирались. Они должны были. Это было нормально. Они пришли учиться, потому что было нужно. Ты понимаешь?

Если бы я сейчас была там, я бы сделала то же самое.

Она через две недели уехала с ним в Африку. Нет, не в Африку, дальше на юг. Потом мне писала, приглашала в гости, но я тогда сказала, я в этом году не могу, сейчас уже отпуск брала. В следующем давай я приеду, а потом она заболела, я говорю, это не страшно, я еще денег должна накопить, чтобы тебе подарки привезти. После этого каждый год ездила. Воду им привозила.

Он писал, предлагал мне продавать его статуэтки, но я говорю, что ты, сейчас все в Китае делают, все сувениры. Он все равно их ваяет. Статуэтки и еще сундучки, такие, знаешь, для украшений. Я тебе могу подарить, он мне уже десяток прислал. Красивые, резное дерево. Не знаю, как называется, африканское что-то.

Там было так холодно. Каменные стены, без отопления. Очень, очень холодно. У нас ни с кем не было связи. Ее перевели в больницу за несколько дней до меня. Я родила после нее спустя две недели.

Мирра стряхнула улиток с живота и еще раз внимательно осмотрела свои впадины и закоулки, в темное время суток туда вечно протискивается всякое несуразное. Облако тумана поднималось по склону, оставляя дрожащие грозди искр на колючках пиний. Жадная щель солнца уже выглядывала из-под водного бастиона, заливая перламутром ракушки стен. Скоро на коврике песка вдоль залива появятся первые отдыхающие, Мирра сладко потянулась, она должна выглядеть изумительно. Первым появлялся жилистый старик в просторных купальных трусах и с полотенцем на шее. Он пробегал по тропинке слева от пляжа, спускался к беседке, бросал полотенце на перила, приседал и отжимался с десяток раз, после чего, промахнув лицо и грудь полотенцем, убегал обратно, так и не прикоснувшись к волнам. Лениво наблюдая за скольжением рыбацких лодок по дробящейся и колеблющейся поверхности, Мирра позавтракала свежими ягодами и печеньем. Лодки постепенно пропадали в калейдоскопе отражений, оставляя за собой призрачный шлейф чаек. Мирра еще раз проверила себя, узкими ладонями провела от ступней до бедер, и дальше, к торчащему наружу пупку, набухшим грудям, острому подбородку, носу, макушке. Чайки горланили уже у берега, пора была выходить.