Письма к первой жене, Элеоноре, погибли во время пожара на пароходе, а вот вторая жена поэта сама уничтожила значительную часть переписки, проливающую свет на историю ее отношений с Тютчевым. Сохранилось всего восемь ее писем за 1850–1870 годы и его письма к ней, в том числе, написанные еще до их венчания.

Стоит отметить, что в 1835 году Тютчев получил чин камергера. А в 1839 году его дипломатическая деятельность внезапно прервалась, но до 1844 года он продолжал жить за границей.

19 (31) августа 1840 г. Мюнхен

Федор Тютчев – Эрнестине Тютчевой[10]

Спасибо тебе, моя кисанька, за письмо, которое я, возвратясь домой, нашел у себя на столе; оно успокоило меня после глупейшей увеселительной поездки, какую я когда-либо совершал и виновником коей я в некоторой степени имею право считать самого себя <…>

Мы уехали в 4 часа и должны были возвратиться в 6. Вместо того мы вернулись в город, когда было 10 часов. Поистине беспорядок, анархию, глупость, царящие в этом учреждении, трудно себе представить <…> 4–5 тысяч человек в полнейшей тьме, у большой дороги, ожидали поезда, с тем чтобы броситься в него, как только он появится, и вынуждены были брать вагоны приступом, боясь, что в случае неудачи придется провести ночь под открытым небом, в пяти милях от Мюнхена. Вопли, толкотня, опасность упасть под колеса, какой-то дьявольский фейерверк, пущенный неизвестно для чьей забавы… все это заставило меня пережить несколько мгновений, когда я искренне порадовался твоему отсутствию <…>

Вчера госпожа Берхем (Эйхталь)[11] родила дочь. Роды прошли вполне благополучно. Завтра зайду справиться о ней <…>

Великая княгиня[12] прибудет послезавтра, а раз я нахожусь в Мюнхене, я не смогу выехать отсюда, не повидавшись с нею. Я буду очень раздосадован, если из-за этой задержки тебе не придется съездить в Амергау, но, с другой стороны, сильно сомневаюсь, чтобы эта поездка доставила тебе большое удовольствие <…>

22 августа (3 сентября) 1840 г. Мюнхен

Федор Тютчев – Эрнестине Тютчевой

Пишу тебе, милая моя кисанька, второпях. Сегодня утром мы должны быть у известной тебе великой княгини, а как ты знаешь, со Щукой[13] всегда тратишь много времени. Он никогда не торопится. Все это не мешает тебе быть истинной великой княгиней – великой княгиней моего сердца, с которою мне хочется свидеться как можно скорее. Очень надеюсь, что это осуществится в будущую субботу <…>

Все, что ты сообщаешь насчет гувернантки, кажется мне весьма правильным. Об этом мы еще поговорим. Во всяком случае, предоставляю тебе полную свободу действовать и решать по-своему. Вся трудность заключается по-прежнему в недостатке места <…>

Благодарю тебя, моя кисанька, за присланную весть. Береги себя хорошенько, прошу тебя. Больше чем когда-либо избегай усталости. Мне хочется увидеть тебя здоровой и поправившейся.

Что касается денег, я сказал Эйхталю, чтобы он выслал их прямо тебе.

Прости, моя кисанька. Если бы я захотел во что бы то ни стало исписать все остающееся свободное место, это отняло бы у меня много времени и помешало бы моим приготовлениям… Итак, прости, – до субботы. Целую детей от А. до М.[14]

1 (13) сентября 1841 г. Веймар

Федор Тютчев – Эрнестине Тютчевой

Милая кисанька, вот я и в Веймаре, куда прибыл сегодня около 3 часов пополудни. А ты, что поделывала ты в этот час? Приехала ли ты в Мюнхен? Я не буду совершенно спокоен, пока не получу ответа на свой вопрос. Кроме землетрясения, нет такого несчастья, которого я бы не вообразил случившимся с тобой… Я видел, как твоя карета перевернулась, бессчетное количество раз. Как неблагоразумно разлучаться и как мы бываем наказаны за разлуку тревогой <…>