Я мало интересовалась байкерами – гораздо больше они занимали Таньку в связи с любовью к экстриму и скорости, да и Настю, когда она стала увлекаться хипней и Пушкиной. И все-таки это меняет дело, как у Гришковца: образ женщины в окне становится не таким тоскливым, если мы знаем, что она ждет моряка или летчика, потому что женщина хорошая, ибо не будет стерва ждать моряка или летчика. Еще, как говорил лидер группы «Крюгер», байкеры – народ смелый, непоседливый, жаждущий приключений, общительный и свободолюбивый. Неужели я это придумала?

После того, как начала петь на клиросе, моим покровителем стал Роман Сладкопевец. Преподобный жил в шестом веке, был неграмотным, но его поставили на клирос, хотя петь он не умел, нот не знал. Певчие высмеивали его. В один прекрасный момент так достали, что он ушел и долго молился Божией Матери, чтобы она вразумила его. Она явилась ему во сне, вложила в его уста свиток, и когда он проснулся, божественная премудрость освятила его. Вернувшись в храм на следующий день, он воспел гласом сладким кондаки собственного сочинения. С тех пор он написал около двух тысяч кондаков – так называется песнопение, отражающее суть праздника или краткое жизнеописание святого. Краткими кондаки стали в наше время, а тогда они состояли из двадцати-тридцати строк. Певчие, конечно, извинились перед Романом, поняв, что произошло и что вели они себя, мягко говоря, неправильно.

Роман Сладкопевец – любимец православных певчих, но я особенно прониклась после случая с руководителем нашего хора. Раньше к святым я была равнодушна, да простит меня Господь. Обычай ставить свечи мне тоже неясен – как-то не о чем молиться, ни к кому конкретному обращаться не хотелось, зачем носиться со свечами по храму, отдавая должное всем «знакомым» святым? Просто красивая традиция, жертва на храм, которую можно положить в ящик. Но чем дальше в жизнь, тем больше появляется любимых икон Божьей Матери, к которым я раньше тоже не питала особых чувств – ну Спаситель, Казанская и Боголюбская – вот собственно весь мой иконостас, если бы не мама. Она мне регулярно что-то подсовывала, причем ламинированные иконы ставила в красивые рамки, что меня раздражало – икона и так маленькая, а рамки сейчас до того красивые, что лики за ними теряются и впечатление такое, что у тебя не иконостас, а галерея фотографий дражайших родственников.

Ладно, понесло меня куда-то…

Твоя неизлечимая меломанка Крис.


15 янв.

Привет, черный рыцарь!

Глупо писать эти письма. Собственно, почему я так разошлась? Ведь осенью почти излечилась, узнав, что ты пусть и не женат, но девушка у тебя есть. А теперь усомнилась. Ты начал граничить друзей на лучших и родственников. Ни к тем, ни к другим ее не причислил. Не странно ли? На последней аватарке появилась метка: Египет. Уж не знаю, с ней ты был там или с кем-то еще, но счастья на лице не видно.

Никто никогда не доставал меня вопросами и разговорами о замужестве или прочей фигней, от которой страдали мои подруги. Наверное, всем ясно, что у меня иная дорога, но это я так думаю. А им ясно только то, что я на такое не гожусь. Быть нормальной женщиной я не в состоянии – у меня и справка есть. Недочеловек, инвалид. Ты ведь об этом не знал – может, таких историй в твоей жизни тысячи. Откуда тебе было знать, что меня такое отношение в очередной раз добьет? Погано. Один не думал, другой не думал, все люди в целом меня любят, а в итоге получается байда. На душе одни ошметки ваших недодумок и недочувств.

Временами мне было хорошо с тобой. Дежа вю прошлой недели: сумрачный январь первого курса, когда я была влюблена и потерянная ходила по территории универа, боясь и мечтая встретить своего героя. Слушала «Металлику», которая пронизывала сердце сладкой болью одиночества. Девять лет спустя – те же забытые чувства и состояния, тот же город, только мне не надо каждый день бывать здесь: пару раз в неделю бассейн, раз в неделю богословские курсы, может, встреча с подругой, и нет надежды увидеть тебя. А если вдруг случится – мы не узнаем друг друга. Тот же серый и сумрачный город, та же безотчетная тоска на душе, только теперь у меня есть вера, храм, богослужения, проверенный способ борьбы со страстями. Не изменилось ничего, кроме надежды: в восемнадцать она была и давала силы жить, в двадцать семь и следа не осталось. Я даже не фантазирую на темы совместных счастий.