Помню, в прошлом году пасхальной радости у меня не было, и я больше печалилась, что пост кончился. Теперь не печалюсь, ибо пост провела плохо – слава Богу, кончился. Но живу я пока еще осторожно – в постной памяти: не тянет на фильмы и светские книги, на изобильную трапезу или шопинг. Только теперь это не скорбь, а желание сберечь радость, дабы не растерять ее в суете мирской.

Днем уже под двадцать, а ночи такие дурманные! Господи, как же дивно Ты все создал! Не надышаться. Осенью тоже, но там по-другому, хотя так же опьяняет. Что Ты растворил в воздухе в это праздничное полнолунье? Что за наркотик жизнелюбия и надежды на лучшее?

Зашла на страницу твоей бывшей жены – аву поменяла, не прошло и двух лет. Ты спрашиваешь: «Кто тебя фоткал?», а она отвечает: «Молодой горячий фотограф» – куча смайликов. Потом вклинивается, видимо, фотограф – 91-го года рождения, уточняет, такой ли он горячий. Она пишет: «И очень нежный кстати!» Смайлики шеренгой, жизнелюбие так и прет. С твоей стороны – ни одного. Она ни одной аватарки твоей не лайкнула, а ты следишь за ее страницей, пишешь, хоть она и бывшая, и признания твои на ее стенке еще живы. Мне больно думать, что ты сидишь один в своем доме, торчишь в интернете, возможно, просматриваешь сайты знакомств в поисках одноразовых дам, а на сердце тоска, обида и горечь. Мне жаль, что так вышло, и в мою жалость вкрадывается гордыня: мне сюда дороги нет, я не дашезаменитель, не номер, не очередная… Единственной и любимой мне в твоей жизни не стать, так что нечего и помышлять – как не помышляю о водительских правах со своим зрением. Любовь моя светла, пусть не совсем чиста, но ты не для нее. Видимо, русская женщина и впрямь без жалости любить не может.

Доколе, Господи, терпиши все? В первую очередь меня: мои диалоги об одном и том же, которые ничего не проясняют, а только усугубляют ломку; отговорки от молитвы, потому что стыдно и лень; чаяния по поводу того, что ничего у меня в этой жизни нет, хотя Ты обсыпал меня талантами, которыми не знаю, как распорядиться. Служу Тебе надтреснутым голосом спросонья, с ошибками – не смешно ли?

Режут глаз похабные слова светской литературы – захватывающей, увлекательной, написанной почти моей ровесницей. Что в подъезде, что в книгах – одни словеса, чем сразишь? Разве что Твоим присутствием, Твоей правдой, Твоим промыслом о каждой жизни. А я человек грешный, причем настолько… как я смею вообще о таком писать? Нет, избави! Но просто нельзя Тебя не хвалить, соприкоснувшись с Твоей славой. Я отражаю ее, как могу, если от избытка сердца глаголют уста, и мне хорошо говорить не только о Тебе, но и с Тобой, даже не молитвой, а своим бредом. Мне легче, а Ты и так все знаешь.

Не твоя ожившая Крис.

Опять наваливается темнота, и портится настроение, как подумаю… хочется большой и чистой любви для маленькой меня. Хотя бы ненадолго. Мне кажется, больше десяти лет мир не простоит, а через три года вообще катавасия начнется. И это не связано с близящимся днем рождения и привычкой все видеть в черном цвете. И не в том дело, что нет больше чувства «вся жизнь впереди». Какой там, двадцать восемь скоро. Не кажется, что на мою долю уже выпало достаточно счастья и ничего хорошего со мной не произойдет. Не помню я, что уж такого выдающегося и счастливого на мою долю выпало. Вот и жду все чего-то – когда-нибудь должно оно выпасть?! Когда же? Если небо свернется, как свиток, и луна не даст света своего.

Я вам еще позвоню! Козел! Ненавижу. Разве из-за одного невыполненного обещания семилетней давности я должна чувствовать себя никому ненужной? Ничего я никому не должна. Не страдаю больше манией сделать из себя красотку – тренироваться нет сил и времени, да и похудела, так что все меня теперь устраивает.