Но этих толков не слышал упоенный художник. Уже он начинал достигать поры степенности ума и лет: стал толстеть и видимо раздаваться в ширину. Уже в газетах и журналах читал он прилагательные: почтенный наш Андрей Петрович, заслуженный наш Андрей Петрович. Уже стали ему предлагать по службе почетные места, приглашать на экзамены, в комитеты. Уже он начинал, как всегда случается в почетные лета, брать сильно сторону Рафаэля и старинных художников, не потому, что убедился вполне в их высоком достоинстве, но потому, чтобы колоть ими в глаза молодых художников. Уже он начинал по обычаю всех, вступающих в такие лета, укорять без изъятья молодежь в безнравственности и дурном направлении духа.

Уже начинал он верить, что всё на свете делается просто, вдохновенья свыше нет и всё необходимо должно быть подвергнуто под один строгий порядок аккуратности и однообразья. Одним словом, жизнь его уже коснулась тех лет, когда всё, дышащее порывом, сжимается в человеке, когда могущественный смычок слабее доходит до души и не обвивается пронзительными звуками около сердца, когда прикосновенье красоты уже не превращает девственных сил в огонь и пламя, но все отгоревшие чувства становятся доступнее к звуку золота, вслушиваются внимательней в его заманчивую музыку и мало-по-малу нечувствительно позволяют ей совершенно усыпить себя. Слава не может дать наслажденья тому, кто украл ее, а не заслужил; она производит постоянный трепет только в достойном ее. И потому все чувства и порывы его обратились к золоту. Золото сделалось его страстью, идеалом, страхом, наслажденьем, целью. Пуки ассигнаций росли в сундуках, и как всякой, кому достается в удел этот страшный дар, он начал становиться скучным, недоступным ко всему, кроме золота, беспричинным скрягой, беспутным собирателем, и уже готов был обратиться в одно из тех странных существ, которых много попадается в нашем бесчувственном свете, на которых с ужасом глядит исполненный жизни и сердца человек, которому кажутся они движущимися каменными гробами с мертвецом внутри на место сердца».

Знакомая картина, не правда ли? В портрете, нарисованном Гоголем, можно без труда узнать певцов, писателей, телеведущих, кинорежиссеров – творческих людей, сделавших своим творческим кредо компромисс.

Как же быть? Какой путь выбрать?

На самом деле этот выбор – навязанный обществом и ложный сам по себе. Не нужно выбирать. Творцу нужно устроить свою жизнь таким образом, чтобы он сам имел возможность выбирать каждый свой следующий проект. И имел возможность отказаться от каждого следующего проекта. Сделать его таким, каким хочется. Или не делать вообще. Тогда совершенные вами ошибки не нарушают вашей устойчивости.

Опишу несколько издательских кейсов, не называя имен. Впрочем, догадаться, о ком идет речь, нетрудно.

Писатель запускал некую серию романов, но в одной из книг допустил ошибку, описав концепцию, которая вызвала резкое отторжение у читателей. Выпуск серии был остановлен, писатель остался без работы. Публикуется на бесплатных сайтах в интернете, об издании новых его книг речи не идет.

Первые повести и романы писателя пользовались огромной популярностью. Он заключил контракт с крупным издательством, обязуясь выпускать одну новую книгу каждый год. И каждый год он пишет новую книгу, стараясь написать ее так, чтобы она понравилась максимальному количеству читателей. И каждый книга хуже предыдущей. О яркости и таланте первых романов уже давно речь не идет.

Писатель написал десятки романов, но лишь одна серия пользуется популярностью. Сам он эту серию писать больше не хочет, отдал ее на аутсорсинг молодым авторам. При этом он люто обижен на читателей и тратит все свое время на троллинг в интернете.