Воспользоваться своим численным превосходством, из-за того что дорожки между кустами были узкими, они не могли. Набрасывались по одному. Но в такой расфасовке я и собою, и общей ситуацией владел. Отбивал плечом, изворачивался. Но надо ж было и меч одновременно держать, пусть и волоком… Главное, чтобы это щекотание нервов не затянулось до обеда, я ведь после семи-девяти отжиманий с этой бандурой уже так устал, что даже поднимать его мог с большим трудом. Плохой был уже такелажник. А меч, повторяю, был хороший. Здоровенный, у меня все мышцы натянулись и поскрипывали! И щелканье суставов, а это было именно оно, очень бесило. Я щелкал, хрипел и, снова щелкая, спасал эту красавицу от неизвестных кретинов с большим удовольствием. Только скажу правду: моя задача заключалась не столько в том, чтобы увести этих людей от нее подальше, а в том, чтобы она увидела, как я прекрасен на фоне дорожек диковинного сада. Как самоотверженно, совершенно не имея опыта работы с таким оборудованием, рублюсь до голого мяса. И все – в ее честь! Все ради мечты!

Я выманивал их на людное место, отступая к своей веранде. Все четверо с удивительным куражом преследовали меня, просто тащились от запаха крови.

Мои вопли, которые я издавал с периодом один вопль в три секунды, и одиночный крик девушки не остались не замечены – вскоре послышались голоса и массовый топот. Было слышно, как красавица направила подмогу в сад. Я надеялся, что они успеют прибежать прежде, чем меня пригвоздят к стене вместе с мечом, от которого я уже рук не мог оторвать, хотя намерение было, – третий дубль кончился. Я выдохся…

Дело в том, что даже Карсону Нейпиру, хорошо натренированному в Голливуде только на три полновесных дубля, четвертый и пятый было не потянуть. Я знал свои возможности. И потом – этот меч… уж не знаю, из чего его делали, как ковали. Поначалу ведь я и не понял… Он, знаете, весил, наверное, столько, сколько промышленный молот на заводе листопроката. И всякую секунду становился тяжелее. Непра-правильный был какой-то. Тут, видимо, на Амторе, кроме теории неравномерности расстояний существовала еще какая-нибудь теория неравновесности масс: масса в твоих руках произвольно то уменьшалась, то увеличивалась. Сейчас почему-то росла.

Ну, разумеется, я благодарил судьбу за то, что она предоставила мне возможность всерьез заниматься фехтованием в Германии и танцами – в Австрии. Я рубил – и отскакивал. Я был просто какой-то рубило, который работает мимо, и мастер скачка, вот тут – всегда в цель. Отскакивать в сторону, помня о тысяче градусов в круге – милое дело: куда ни скакни, всюду попал. Только щелкал да щелкал, так на треск изводился, как щелкун какой-то, что, очевидно, массу полезной энергии зря потерял…

Я добрался наконец до изгороди и сражался теперь, повернувшись к девушке своей могучей спиной. Она, очевидно, не сводила с меня глаз. Приварилась, думаю. Женщины частенько не сводили восторженных глаз с Карсона Нейпира, и не всегда такое бывало, когда он ходил в черном кожаном комбинезоне на заклепках с хвостом лисы вокруг горла. Даже когда был прилично одет и не кидал вызов косному обществу голливудских снобов. Трудно сказать, почему женщины награждали меня этими взорами, ведь всегда находились мужчины и глупее меня, и пестрее одетые. Очевидно, харизма. У меня очень сильная харизма. Очень страшная воля, которая иногда перебарывает здравый смысл. И болезнь справедливости.

Вот прямо заболеваю я, когда пять человек идут на одного. Ну четыре уже… А-ах!

Нет, теперь их уже оставалось трое, потому что четвертый противник сделал серьезный тактический промах в виде страшного выпада мечом мне в голову.