Состарившийся морской «волк» снова умолк и с печальным видом уставился в горизонт, наложив на обветренное лицо печать сильнейшего сожаления; однако молчал он недолго и, отхлебнув в очередной раз крепкого «целебного рома», вернулся к недосказанной повести:

– Вот так, совсем незатейливо, и началась наша с Монни любовь, продолжавшаяся, к сожалению, очень недолго; я тогда полностью растворился в нахлынувших чувствах и настолько потерял разумную голову, что ничегошеньки вокруг не увидел, даже того, что буквально творилось за моей незащищенной спиной… И вот тут ко мне вернулся злосчастный «бумеранг», запущенный некогда во Фрэнка Уойна. Итак, однажды ночью, после одного успешного дела, я, как и обычно, «вусмерть» напился; но – то ли напиток тогда оказался «паленный», то ли попросту меня в тот раз не брало? – на полчаса «отрубившись», я внезапно проснулся и почувствовал, что очень хочу чего-нибудь выпить. Как назло – это я сейчас понимаю, что к счастью – у меня в капитанской каюте полностью закончился «живительный ром», а чтобы восполнить его запасы, мне потребовалось спуститься на нижние палубы. Была ночь, основные члены команды, «надравшись», – подразумевалось «напившись», – спали, и только небольшая горстка злых заговорщиков, уединившись в винном отсеке, держала предательский, тайный совет. Я подкрался поближе и стал внимательно вслушиваться – но что же я слышу?! – оказывается, подчинённой команде давно уже надоел мой необузданный, крайне вспыльчивый, нрав и все они ничуть не против сменить капитана. Вы спросите: что же их до сих пор останавливало? Странное дело, отсутствие подходящей кандидатуры… И вот такой человек нашелся! – почти торжественно объявил Умертвитель, одновременно делая следующий нехилый глоток. – Им оказался – как я был слеп! – униженный муж моей, казалось бы, покорнейшей женщины, на самом деле оказавшийся ее коварным сообщником; получается, театральный спектакль с безраздельной любовью они разыграли лишь для того, чтобы ввести меня в тлетворное заблуждение и захватить себе прекрасное судно, чуть раньше точно таким же способом отнятое у Бешеного Уойна. Все было решено: на утро меня ждали четыре черные метки, означавшие смертную казнь любым из проверенных пиратами способов; в общем, нетрудно было понять, что в недалеком будущем мне предстоит безвольно болтаться на рее. Времени на длительные раздумья не было никакого, поэтому, воспользовавшись привязанной к корме маленькой шлюпкой, и под прикрытием ночной темноты, я, не задумываясь, покинул враз опостылевшее губительное судёнышко.

– Ни че себе! – выругалась по-русски восхитительная блондинка, до глубины души пораженная вероломностью Монни. – Как же она могла? Ты ведь, Джек, самое меньшее, спас ее честь, а самое большее – жизнь?!

– Да, красавица, – не стал старый морской разбойник оспаривать приведённое утверждение; он, не переставая, отхлебывал из бутылки, – так же подумал и я, но на тот момент было уже достаточно поздно, то есть все, что я смог, – это вовремя унести «горящие огнем» трусливые ноги. Мне повезло: я удачливо спасся. С тех пор ваш покорный слуга поклялся больше никогда не прикасаться к спиртному и успешно исполнял взятое обязательство вплоть до наступившего времени. Возвращаясь к трагической повести – вот парадокс! – к пиратской жизни я тоже вернуться не мог, ведь я проявил «неприличную осторожность»… практически в бою посмел сбежать от грядущей опасности. Согласно пиратского Кодекса, проявленная слабость является поступком абсолютно недопустимым! Хорошо ещё, все награбленные богатства остались при мне, а значит, можно было с полной уверенностью «спускаться на берег» и рассчитывать в дальнейшем на спокойную и – что не менее важно! – безбедную жизнь. Так в точности я и поступил… – на последней фразе Джек отобразился грустной печалью; видимо, ему вспомнились давно минувшие славные годы, – а что же, вы спросите, новоявленный капитан и досточтимая миссис Рид? С ними произошло, как должно было случиться с отъявленными предателями. Какое-то время, присвоив себе мое грозное имя, «мерзкий подонок» и его отчаянная супруга бороздили атлантические моря, Саргассово и Карибское, наводя беспредельный ужас на любого, кто удосуживался попасться им на пути; но в конечном итоге, по прошествии шести месяцев, ми́нувших с момента нашего расставания, «Кровавая Мэри» была взята в безвыходное кольцо и окружена четырьмя трехмачтовыми фрегатами, общим вооружением доходившими до двухсот орудий; не стоит сомневаться, они без особого труда сломили непродолжительное сопротивление, а затем непринуждённо пленили проштрафившуюся команду… О чем это говорит? Правильно, – опередил он мисс Доджер, – нужно знать предельную меру, чтобы за тобой не снаряжали несокрушимую морскую эскадру. С простыми пиратами расправились прямо на месте, перевешав на реях, а главарей отправили на Ямайку, где подвергли показательному суду и приговорили к безоговорочной казни. Наивные! Они тогда предполагали, что схватили меня… но затянули тугую петлю на шее у несчастного муженька разлюбезной Монни. Ее саму – поскольку выявили у нее восьмой месяц беременности – до поры до времени оставили невредимой. Наконец, она родила… да, да, тебя, – заметив вопросительное выражение, Колипо поспешил развеять любые сомнения, способные возникнуть у чувствительного воспитанника, – соответственно, можно было приводить приговор в исполнение; но неожиданно вмешался ее влиятельный папочка, ради спасения «запутавшейся» дочки поспешивший лично приплыть из чопорной Англии. Пользуясь неисчислимым богатством и значимым положением, он буквально выдернул дочку из верёвочной петли, практически затянувшейся на миленькой шее.