Ганг-ганг-ганг! Пятеро бойцов порваны в клочья. Ганг-ганг! Огнемётчик, попытавшийся подобраться к памятнику, превратился в пылающий факел. Мимо пролетела голова скульптуры.

Воропаев и правда умудрялся ловко палить из ПТ-6, вот только стрелял он не с двух рук, а по очереди – правой-левой, правой-левой. Но это не спасало сбитых с толку противников. Находясь в постоянном движении, майор исполнял свой смертельный танец с изумительной красотой и искусством. Нет, этому в медицинских академиях точно не учат. По-моему, я это уже говорил. Нет?

Пленные уже очнулись, и подбирая оружие с валявшихся повсюду тел мятежников, начали помогать нам. Краем глаза я видел стрелявшего из штурмовой винтовки Кирпичёва, голова которого была перевязана бинтом. А вот и так нелюбимый мной хохмач-Юрков плечом к плечу паливший рядом с майором Минуткой. Я вообще не знал, что тот стрелять умеет. На стрельбище или полигоне ни разу его не видел.

Бряк! Заряды в моём пулемёте внезапно закончились, и я, подхватив другой из рук мёртвого Светлова – тихого скромного парня, мечтавшего после армии поступить в художественную академию, дал длинную очередь по деревьям. Только щепки в разные стороны полетели! В ответ мне раздалось всего пару выстрелов. Засекая всполохи сканером, я выдернул остаток ленты из кофра за спиной мёртвого бойца и несколькими залпами уничтожил противника. Позади что-то взорвалось, а потом…

Внезапно стрельба прекратилась, и, обернувшись, я увидел усыпанный телами сквер, поваленные деревья, разводы копоти, пятнавшие светло-серые каменные плиты и дымящийся шагоход Петровой. Сама пилот сидела на одной из лап робота, удерживая на коленях мой «Мономах».

Пока все остальные приходили в себя, я пинком ноги отбросил голову бронзового Ульфа, обошёл место схватки, придя к выводу, что слишком много наших ребят осталось лежать неподвижно. Своих я пока не видел, но вот небольшая часть пленных погибла от шальных пуль или сражаясь с оружием в руках. И не только они.

Остановившись возле тела мёртвого егеря, я поднял его на руки, положив в «последнюю шеренгу». Так называли у нас тела погибших товарищей, выкладываемых в ряд.

– Дугина ранили! – закричал кто-то, и я, сняв шлем, поторопился к перевёрнутому взрывом грузовику с трупами, возле которого, привалившись спиной к кузову, сидел побледневший капитан. Воропаев уже вовсю колдовал возле него.

– Богданов! – кусая губы, гаркнул я.

– Я здесь, господин поручик! – радист был вполне себе здоров, только защитная пластина на правом плече покрыта паутинкой глубоких трещин.

– Что с «Гермесом»? Не повредили?

– Никак нет, – доложил тот. – Включил настройку. Это займёт пару минут.

– Хорошо, – кивнул я и бросил взгляд за ограду.

Не может быть! Не верю своим глазам!

В следующую секунду я напялил на себя шлем и, моля бога о том, что ошибся, активировал режим наблюдения. Клик! Приблизить! Клик! Ещё приблизить! Чтоб тебя!

Увиденное заставило меня содрогнутся. Набрав в лёгкие побольше воздуха, я заорал:

– Внимание всем! С севера к нам движется крупный вражеский отряд! Есть техника! Готовимся к бою!

Никакой паники не было. Паниковать нас отучают ещё в Академии. «Ты же имперец, соль земли, трястись тебе не к лицу! Выше голову! Выше!» – говорил нам в учебке щтабс-капитан Делиг.

Каждый знал, что ему делать. Собранные боеприпасы пошли по рукам. Бывшие пленные способные держать оружие, облачались в «Черепах» и вооружались. Петрова каким-то чудом завела свой шагоход и начала стаскивать к ограде поваленные стволы деревьев. По-моему, из машины что-то капает. Нет, точно капает.