Давя на гашетку, я вдруг почему-то понял, что не просто поражаю мишени, а убиваю людей. Да людей! Враги тоже люди! Неожиданно сердце укололо воспоминание о теле Бекетова, которого я тащил на плече, а потом просто оставил на земле возле какой-то облезлой ограды. А я маму его утешал, когда она парня провожала! Кретин, книги пожалел, а у меня солдаты погибли! Ну ладно, гады, получайте!

Тра-та-та-та-та! – словно плюясь дыханием дракона, я рвал на части сепаратистов, ловя ртом воздух после каждого удачного попадания в меня. Не знаю, как ощущали себя парни в «Гризли», но здесь по мне будто стадо слонов пробежало.

И вдруг наступила тишина. Восьмиствольный пулемёт всё ещё продолжал, лязгая, крутиться, но патроны в ленте закончились. Тяжело переступая через разбросанные тут и там тела, я направился к дымящемуся торговому центру, откуда раздавались радостные крики. Кажется, я был ранен, потому что явственно чувствовал жжение в районе живота.

6. Рокировка

Забравшись на разделочный стол в мясной лавке, располагающейся внутри разгромленного торгового центра, я спустил штаны и терпеливо ждал приговора доктора, осматривающего мой живот. У ног моих на полу лежало трое мёртвых парней из соседних рот. Жертвы отгремевшего боя.

«Хорошо, что не мои», – стыдливо подумал я, прикусив от злости за такие мысли губу до крови.

– Повезло тебе, поручик. Пластины брони просто изнутри треснули и порезали тебе кожу, – сказал Воропаев, заливая рану при помощи медицинского клеевого пистолета. – До свадьбы заживёт.

– Вы как моя мама, господин майор.

– Да хоть папа, Виталий Константинович. Вы молодец. Показали себя отлично. И солдаты ваши на порядок лучше действуют. Сразу видно, время зря не теряли, с бойцами занимались. После сегодняшнего, если выберемся, они вас боготворить будут.

– Благодарю, господин…

– Наедине можно просто – Владимир Александрович.

Кивнув, я принялся одеваться и скривился от резкой боли застёгивая ремень.

– Да и ещё, – повернулся ко мне спиной Воропаев, пряча клеевой пистолет в сумку. – Я знаю, что вы раньше никогда в боях не участвовали, а значит не убивали…

– Верно, – признался я.

– Хочу вам кое-что посоветовать. Можно?

– Конечно. Слушаю.

– В следующий раз, – доктор повернулся, буквально вцепившись взглядом в меня, – когда мысли о потерях, о содеянном, накроют вас, не отгоняйте их…

– А я думал…

– Не отгоняйте их, поручик, просто пообещайте себе подумать об этом позже. Проверено. Работает.

* * *

– Реально? Три восьмёрки? – удивился Бутерус, разглядывая влезающих в броню сепаратистов Баранова и Побретухина.

– Сам удивился, когда взглянул в интерфейс того «Катафрактария», в котором находился, – объяснил я. – Попробовал на остальных и… сработало. Вот такой простой пароль.

Позади снова возник вездесущий доктор, с интересом наблюдавший за действиями моих солдат.

– Что надумали?

– Надумали в плен сдаваться, господин майор – хохотнул Баранов. Вторивший ему Алескеров помогал товарищу притиснутся внутрь защитного костюма.

Воропаев замер на месте и уставился на меня. Я было думал, он сейчас начнёт возмущаться и тогда всё… пролетели, как фанера над Парижем. Впервые узнав, откуда произошло это выражение, и как врезавшийся в Эйфелеву башню французский пилот Огюст Фаньер превратился в фанеру, я долго думал о человеческой глупости…

– Корсаков! – вернул меня к реальности приятный баритон доктора. – А это идея! – спрятав руки за спину, тот сделал круг вокруг меня. – «Пламя», а на самом деле мы, может воспользоваться ситуацией и общей неразберихой, подобравшись к этому загадочному объекту номер 315.