Пино удрученно вздохнул, припоминая, что Ясперс – Педагог по квантовой психологии столь же нелестно отзывался о его умственных способностях, упирая, правда, на характер Пино, который при определенных топологических допущениях может погубить всех разумных существ в этой части галактики. Помнится, Пино тогда обиделся на этого дохляка и долго шерстил базу данных мамы, надеясь найти информацию по квантовым допускам геномов его партии, чтобы или разогнать свой интеллект, или прилюдно посрамить Ясперса. Именно тогда Пино и обнаружил явное несоответствие между своей фактической и заявленной производителем величиной квантового интеллекта. Мама конечно сказала, что давно не обновлялась, что вирусы или аппаратные сбои могли повредить эту инфу, но Пино по красноватому блеску ее фоторецепторов определил, что она лжет. И теперь, наблюдая как из ничего собирается странным субъектом не менее странная машина, Пино понял, что мамина ложь и эта ситуация являются элементами одного топологического множества.

Наконец субъект закончил сборку и тянется к вискам Пино какими-то удручающего вида коннекторами.

– Ты только не бойся, – уговаривает он, – иначе квантовый дубликат окажется смазанным. – Пино пятится, подозревая, что эти штуки воткнут ему прямо в мозг. – Ну, куда ты, малыш? – субъект гнусно улыбнулся, а машина у него за спиной зловеще загудела, – Думаешь, тебе удастся сбежать от Петровича? Нет, Петрович тебя из-под земли достанет.

Пино затравленно оглянулся: границы этого пространства равно удалялись от злобного субъекта, заставляя думать, что тот использовал уравнение гиперсферы для своих аморальных целей, и куда ни направляйся Пино, он всегда окажется вовне по отношению к квантовой агрессии, в смысле – обреченным на поражение. И Пино остановился, не собираясь бороться за свою жизнь, а принять смерть с достоинством человека. В этот момент ему пришло в голову, что информация, полученная от мамы, доказывает, что никакой он не геном, а самый настоящий клон, а значит волен пренебречь SALUS POPULI SUPRERAA LEX ESTO. Вот только как это сделать?

И Пино презрительно вскинулся на субъекта, который уже вскрыл реликтовые слоты в его голове и, повизгивая от радости, заталкивает туда свои коннекторы.

– Петрович, – хрипит Пино, закатывая глаза.

– Что, милый? – добродушничает тот, занятый спасением вселенной.

– Катись к черту.

Хайдеггер взял в руки личное дело Пиноккио фон Кобато Урсула дель Торес ибн Абдул Петрович Висконти, и, усевшись поудобнее, принялся листать страницы, испещрённые с обеих сторон маловразумительными символами, которые в совокупности с графиками и формулами должны были доказать всякому заинтересованному лицу, что проект Академии «Пино Кобато» оказался не столь безнадежным. Впрочем, Хайдеггер при всем своем желании не смог бы разобраться в хитросплетениях пунктирных линий на разлинованной в клеточку бумаге, потому что всякое понимание предполагает подобие сознаний, но человеческий разум прятался в маленькой костяной коробочке, заполненной органическим киселем, тогда как Хайдеггер до знакомство с людьми даже не догадывался, что углерод способен образовывать что-то сложнее алмаза…

В следующее мгновенье Хайдеггер раздраженно отшвырнул папку, споткнувшись взглядом на очередной закорючке, обведенной зеленым маркером: «Пино Кобато – партия клонов первого поколения с внедренным геном аутентичности». Затем Хайдеггер прикрыл глаза ладошками, и откинулся на спинку своего кресла, наблюдая в набегающей темноте пляски зловещих фосфенов. Они кружили вокруг слепого пятна Хайдеггера, словно неотмщенные жертвы, пафосно заламывая руки и лукаво подмигивая кому-то, стоящему за его спиной. Хайдеггер задержал дыхание, выискивая в этих па основополагающую идею, не имея возможности обернуться исключительно вследствие человеческого фактора. Когда Хайдеггеру показалось, что его мозг готов взорваться, идейка, наконец обнаружилась, и Хайдеггер, язвительно улыбнувшись, прошептал: «я знаю тебя, Пино Кобато».