Но в один из вечеров он открыл двери и предстал перед всеми. По его лицу казалось, что он постарел на целую жизнь. Его глаза, некогда горели яркой синевой, но они выцвели и поблекли. Морщины под глазами, обрюзглые скулы, даже осанка осела. Он вышел в зал в идеальном сером костюме, одна рука была в кармане брюк, нижний край пиджака кокетливо поддернут вверх. Он смотрел вниз, его жена стояла прямо перед ним. Они перебросились парой слов, после чего она обзвонила почти всех его друзей, коллег, партнеров и пригласила на вечеринку у них дома.

Когда настал этот день, Чарльз был веселым и улыбчивым – ничего не предвещало трагедии, которая зрела в его уме уже давно. Он просто вышел из этого круга, из этой жизни. Легко, ведь его ничего не держало. Время шло мимо него, он мог прервать эту череду событий в любой момент.

Страх уже отпустил, не сковывая его тело в оцепенении. Он просто слетел вниз, ничего при этом не чувствуя. Этажи проносились перед глазами, и с каждым мгновением он чувствовал, что уже никогда не будет выше. Дыхание забивало, он больше никогда не найдет себя, не утолит боль, не изменит больше ничего. И в этот момент он обрел время. Он чувствовал каждую секунду, ему были открыты любые возможности, к которым он был слеп, мгновения пронизывали его, и исчезали во мраке. Принятое решение было непоправимо и этажей под ним оставалось так мало. Вот самая большая ловушка жизни. Не иметь возможности изменить что-либо. Не иметь возможности вырваться из своего же тела, освободиться от своего сознания, которое мучило его много месяцев, нагнетая мысли и заставляя отчаяться на последний шаг. Человек, который не давал ему стать счастливым – это он сам. Его трясло, он жадно хватал воздух, он чувствовал жуткий холод, и было неясно это холод снаружи или изнутри.

Он жалел. Но не мог остановить падение. Следующее мгновение… и мрак. Ни боли, ни возможности вынырнуть из глубокой пучины на поверхность. Только мрак.

– Где ребенок?

– Это Ваш ребенок?

– Нет, но он был со мной… Мы вместе… вместе… сюда пришли… были здесь вместе…

– Успокойтесь, Вам нужен покой сейчас. С мальчиком все хорошо. Он спит. Мы согрели его и накормили. Отдохните еще. Вы спали всего пару часов.

– Мальчик?

– Вам нужно поспать еще.

– Мальчик…

Чарльз уснул снова. Провалился в вязкое беспамятство. У него был жар, он тяжело дышал, не мог двигаться, несколько раз приходил в себя, но сознание не поддавалось ему, и он опять проваливался в сон. Он слышал, как кто-то смачивал ему губы водой. Вода была ледяная, или у него была очень высокая температура, но его губы и горло словно пронизывало ледяным ножом. Ему казались, какие-то голоса или крики, но веки были тяжелы и неподъемны для него.

Кто-то взял его за руку. Теплые прикосновения разбудили его, он пытался вырваться из своей темноты. Потихоньку приоткрыл глаза. Напротив него сидела девочка лет пяти и держала его за руку. У девочки были большие голубые глаза, и когда он проснулся, возможно, от неожиданности или испуга, ее зрачки сузились, оставив видимой только эту голубую бездну.

Подняться было невозможно. Шея и спина подводила его. Девочка положила вторую руку на середину его груди, давай знак не вставать. Он попытался спросить ее имя, но губы тоже подводили. Она улыбнулась и убежала. Он смотрел ей вслед. Помещение было залито солнечными лучами, но он не видел окон, возможно, сверху была открытая крыша. Рядом не было людей, а солнце светило так ярко, что он не мог разобрать предметы вокруг. Он видел свою руку, очевидно, что он лежал в приподнятом положении. Одеяло, которое плотно кутало его от середины груди, было в коричневых пятнах. Шевелиться он не мог, позвать кого-то тоже, рот не открывался, язык не слушался, он не понимал где он, и откуда взялась голубоглазая девочка. Ее глаза напоминали ему глаза девочки, которую он откопал под завалами.