– А если сбежит?

– Вряд ли. Уж коли он тебя такую бестолковую замуж берет, то и ребенок не помеха будет. А ты-то любишь его? Или того больше любила?

– Люблю, баб Ань. Крепко люблю. Сама не ожидала от себя. А тот… Замуж хотела, как все, чтоб платье, фата… Наобещал с три короба… И ни свадьбы, ни платья. Расписались по быстрому. А потом стакан клофелину, пей, любимая. Но в этот раз все по-взросло-му будет. Гости, ресторан, платье и фата.

– Да у тебя ж живот торчать будет.

– Ну и пусть себе торчит. Хочу!

– Непутевая ты. А я тебя все равно люблю. Нет у меня никого ближе тебя, Дашенька. Вот помру, тебе комнату освобожу…

– Я тебе помру! А кто ребенка моего манерам учить будет, книжки ему читать. Знаешь, баб Ань, я ведь все книжки помню, что ты мне прочла. И как в театр ходили на эту…курицу.

– На «Синюю птицу».

– На нее. Если я не спилась, так это только из-за тебя. Всегда дума-ла, глядя на тебя, есть ведь, есть другая жизнь. Может, и у меня по-лучится. Ты поживи, пожалуйста, подольше. Постарайся, ладно?

– Ладно. А ты Васе про ребенка расскажешь?

– Расскажу…

Она рассказала и хорошо сделала. Потому что во время свадебного застолья конфуз случился. Дашка девушка в теле, полненькая. Живот у нее не слишком заметен был, хоть срок семь месяцев миновал. На свадьбе далеко не все догадывались об интересном положении новобрачной. «Горько!» кричали, просили с наследниками не затягивать. Как за детей выпили, так у нее и воды отошли. Так в один день стала и женой и матерью. Непутевая!

Меня зовут «мама». Так зовут меня и дети, и муж, и даже моя собственная родительница, сама, правда, безропотно отзыва-ется на «бабушку». Подруги, позвонившие мне, обычно просят: «Позовите, пожалуйста, маму!», – а, когда я беру трубку, продол-жают разговор примерно так: «Ну, как дела, мамочка?» Бить себя в грудь, утверждая, что я не их мать, глупо. Думаю, они сами это знают. Поэтому покорно принимаю обращение.

Нет. Конечно, у меня было какое-то другое имя. Но это было «давно и не правда», будто в другой жизни. Странно, но когда я вспоминаю прошлое, память, в лучшем случае, подсовывает кар-тинки из раннего детства моих детей. Кажется, что это было в ста-родавние времена, хотя, объективно говоря, прошло всего лет 15. Представить же, что было время, когда я носила собственное имя и не была связана никакими семейными обязанностями, просто не могу. Курсор памяти прочно застрял на моменте рождения перво-го сына, что было до того – скрыто в тумане. Есть такой анекдот: «Что у Джеки Чана короткое, у Арнольда Шварценеггера длинное, а Папа Римский им совсем не пользуется? …Имя». Вот в этом смысле, я – совсем как Папа Римский.

День мой забит до безобразия, и, до неприличия, похож на все остальные. Растолкать, накормить, проводить, убрать, пости-рать и т. д., и т. п. Список полезных, но, абсолютно, неблагодарных дел, известен большей, как говорится, лучшей части человечества. Перечислять не стоит. Песенка про «пони, бегающую по кругу», на самом деле, про меня. И про всех прекрасно-несчастных, кому выпало родиться женщиной.

Нет. Я не жалуюсь. В конце концов, я сознательно выбрала эту жизнь. Безумно люблю своих домашних монстриков, и всех вместе и каждого по отдельности. Но иногда, между проверкой до-машних заданий детей и поиском затерянных документов мужа, на секунду зависаю во времени и пространстве, соображая: «Это все ИХ дела. Неужели, мамочка, твоя жизнь состоит только из решения ИХ проблем?!» Впрочем, времени на ответ никогда не бывает. «Не тормози!» – слышу я даже не высказанное вслух нетерпеливое раздражение и, закусив удила, мчусь по кругу длиною в день.