Тишина, а потом опять осторожные шаги. Сон пропал мгновенно. Это те, с базара, выследили нас и сейчас…

– Ребята, просыпайтесь, вставайте! – заорала не своим голосом и, схватив увесистый фонарь, как была голая, выскочила из палатки.

Вот что я думала? Что расстреляю их из фонаря? Или что мой вид испугает их настолько, что обратит в бегство? И чего я добилась? Через секунду рядом был Никитос.

– Ох, твою ж дивизию, – только и смог вымолвить он, старательно отводя от меня глаза.

Стас вылез из палатки мгновением позже и укрыл меня одеялом, следом примчались Дрон с Лелькой.

– Ну, – грозно спросил брат, – и что это было?

– Здесь кто-то ходит!

– Тебе это не приснилось?

– Нет, – Стас растерянно смотрел на меня, – я тоже слышал шаги. Мы обошли наше стойбище со всех сторон. Никого. И тут:

– Смотрите на этого бандита! – тихий смех Никитоса раздался за нашей палаткой.

Рванули туда. Сначала ничего не увидели, кроме сидящего на корточках Ника. Я включила фонарь, и тут стало понятно, что причиной переполоха стал обычный еж.

– Вот это да! Такой маленький, а топал, как взрослый мужик.

– Так это ты с мужиком собралась голой при луне плясать? – Стас был рассержен не на шутку.

– Ага! И зрителей созвала, чтоб веселей плясать было! Я, – смотрела исключительно на Никитоса, – испугалась очень. Боялась, что нас кто-то спящими застанет.

Он кивнул и ободряюще подмигнул мне, я тебя понял:

– Абсолютно правильная реакция.

– Правильная? – продолжал кипятиться Стас, – Вообще от тебя такого не ожидал, Ягода. Я бы сам все проверил. Зачем только разбудил тебя…

– «Не буди казака, Ваше благородие! Не буди, атаман, ты судьбу свою…» – напевая, обняв Лельку, удалился Дрон.

Ушел Никитос. Мы еще попрепирались немного, а потом уснули.

Еще Стаса в палатке укусила сколопендра. Тоже была кутерьма. Дрон ногу поранил топором, рубя дровишки для костра, но это все так, мелочи жизни, а вообще все было круто!

Утро восьмого дня тоже намеревалось стать добрым. Правда, море слегка штормило после вчерашнего дождя. Белые бурунчики сердитыми барашками бежали на берег, словно море пыталось что-то донести до нас непонятливых, но, конечно же, безуспешно. С утра была чуть-чуть на взводе. Мы со Стасом дежурили. Вернее как – мы. Стас спит, а я разожгла костер, сварила геркулесовую кашу на сгущенке, наделала бутербродов, заварила чай. А потом подумалось, какого художника! Почему Дрон с Лелей все делают вместе. Все! А я одна, да одна! Причем раньше у меня таких вопросов не возникало. А сегодня почему-то накрыло. Когда все расселись завтракать, якобы весело бросила Стасу:

– Я готовила, ты моешь посуду! – и впилась зубами в бутерброд. Стас посмотрел задорно:

– Не царское это дело!

– Так ты пока не царь!

– Именно что пока.

– Я сказала, ты услышал.

– Я услышал, ты-то слышишь, что говоришь и как?

– Брейк! – рявкнул Дрон – Избавьте нас от ваших семейных разборок, не портите аппетит.

Мы заткнулись. Но как бы там не было, Стас мыть посуду не пошел. Я подождала часа два, потом вымыла четыре миски и кружки, его посуду оставила грязной. Парни играли в преферанс, меня не взяли, дежурь, Ягода! Приготовила обед. Сама себя превзошла – первое, второе, третье и салатик.

Когда садились есть, Стас пробубнил:

– Что это наше кафе испортилось, посуда грязная…

– Посудомойка забастовку устроила, вернее устроил.

– А я не гордый. Из такой поем.

– Поешь-поешь, вместе с компанией муравьев, паучков, может, и твой дружок ежик подлизал остаточки. Но ты ж не жадный.

– Черт, – Стас вскочил и помчался мыть миску.

После обеда посуда снова была в полном моем распоряжении. Стас пошел на принцип. Я тоже. Оставила его приборы валяться у костра и смекала, как бы половчее отнести к морю за раз все миски, кружки, каны и сковородку.