У Молли, может, и были недостатки, но где живет хозяин, она знала точно.
Первое плавание
Как бы хорошо ни был подвешен у вас язык, мозг может дать слабину, когда вы попытаетесь описать Пьяцца Сан-Марко в полнолуние, напоминающую раскрытый нарцисс. Дома, словно слепленные из крошащейся пересахаренной нуги, в роскошных коричневых, красных и утонченно-розоватых осенних тонах. Сидишь и, как завороженный, наблюдаешь за фигурками звонарей-мавританцев, появляющихся каждые пятнадцать минут, чтобы ударить в большой колокол кафедрального собора, после чего эхо разнесется по всей огромной площади.
В тот вечер Венеция была необыкновенно хороша, и картину портило только мое воинственное семейство за двумя столами, заставленными питьем и блюдечками с закусками. Идея принадлежала моей матери, а на протяжении всей ее жизни то, что задумывалось как приятный сюрприз, неизбежно оборачивалось фиаско, шаг за шагом приближая ее к тому позорному столбу, который все дети припасли для родителей.
– Могла бы, по крайней мере, предупредить меня заранее. Тогда бы я рискнул жизнью и купил авиабилет. – Мой старший брат Ларри угрюмо разглядывал батарею стаканов, последовательно выставленную перед ним до безобразия счастливым официантом. – Какой в тебя вселился дьявол, что ты купила трехдневный круиз на греческом пароходе? Могла бы еще и на «Титанике»!
– Я подумала, что все будут в восторге. Греки прекрасные моряки, – защищалась мать. – И вообще, это у судна первое плавание.
– Вечно ты кричишь «Волки!» еще до того, как тебе сделали больно, – вставила Марго. – Мне кажется, это была превосходная идея.
– А по-моему, Ларри прав, – неохотно признался Лесли, так как мы не любили соглашаться со старшим братом. – Мы знаем, что собой представляют греческие суда.
– Не все, дорогой, – сказала мать. – Бывают и хорошие.
– Теперь уже ни черта не сделаешь, – мрачно заключил Ларри. – Ты нас приговорила к путешествию на этой чертовой посудине, которую наверняка бы отверг и Старый Мореход[7] в изрядном подпитии.
– Не говори глупости, Ларри, – отмахнулась мать. – Вечно ты преувеличиваешь. Человек в «Агентстве Кука» очень высоко о нем отзывался.
– Он сказал, что там отличный бар, – радостно подхватила Марго.
– О господи, – пробормотал Лесли.
– И наши языческие души омоют самыми омерзительными греческими винами, – изрек Ларри, – как будто выдавленными из яремной вены верблюда-гермафродита.
– Какая мерзость, – отреагировала Марго.
– Послушайте, – по-настоящему завелся Ларри, – меня вытащили из Франции под дурацким предлогом посетить места юности, на что я по глупости согласился. Я уже сожалею, а мы еще только добрались до Венеции. У меня скоро съежится печень от «Лакрима кристи» вместо хорошего честного божоле. В каждом ресторане вместо стейка «шароле» меня заваливают горами спагетти, этой особой разновидностью ленточных червей.
– Ларри, ну что ты такое говоришь! – не выдержала мать. – Как можно быть таким вульгарным?
Притом что в разных уголках площади играли разные мелодии три оркестра, ни на минуту не умолкали итальянцы и туристы и громко ворковали полусонные голуби, казалось, половина Венеции заинтригованно прислушивается к нашим семейным разборкам.
– На корабле все будет отлично, – успокоила всех Марго. – Мы же окажемся среди греков.
– Именно это Ларри и беспокоит, – мрачно изрек Лесли.
– Ну, нам пора. – Мать постаралась заразить всех своей наигранной уверенностью. – Сядем на вапорайзер – и в порт.
Мы расплатились, вышли к Большому каналу и поднялись на моторный катер, который наша мать с ее отличным знанием иностранного языка назвала «вапорайзером». Итальянцы, будучи не столь образованными, называли его вапоретто. Пока мы тарахтели мимо великолепных домов и подернутых рябью отражений фонарей в воде, Венеция открывалась нам во всей своей красе. Даже Ларри вынужден был признать, что иллюминация в Блэкпуле бледнеет рядом с этой. В конце концов мы добрались в порт. Подобно прочим портам, он выглядел так, словно его спроектировал, будучи не в духе, Данте, когда придумывал свой «Ад». Фосфоресцирующие лучи прожекторов превращали нас в героев ранних голливудских фильмов ужасов и забивали серебристый, как паутина, лунный свет. Настроения нам не прибавил даже вид миниатюрной матери, пытающейся убедить трех разбойного вида носильщиков, что мы сами справимся с нашим скарбом. Она с ними объяснялась на самом простом английском.