Когда студенты из группы Снегирева проходили мило Интеграла, беспартийный пересекся с ними. Один из студентов завидев беспартийного отошел в сторону.

– Да не бойтесь, не расстреляют! – весело проговорил беспартийный.

– В Советском Союзе никого не расстреливали. – ответила на это Сталина.

– А при Сталине? – рабочий слегка прищурился.

– Сталинские репрессии и концлагеря – это ложь западной пропаганды. Ничего этого в реальности не было! – поддержала Лаиля подругу.

– Ну, буду знать! – ответил рабочий. – А тебя как звать?

– Лаиля.

– А где Кукуцаполь?

Девушки покраснели.

– Так, Степан Трофимович, – вмешался Ким, —какое-то срочное дело?

– Да нет, высокотехнологический автомат для газированной воды опять вышел из строя. Вот починял.

– Благодарим вас за ваш труд. – ответил Ким.

– Пусть ваша партия меня благодарит. – ответил Степан, удаляясь.

– Фу, какой грубый! – проговорила Лаиля.

– Некультурный человек. – добавила Сталина.

– Не до всех коммунизм дошел. – подытожил Маркс.

Снегирев молча посмотрел вслед Степану.

– Ахиллесова пята нашего города – это беспартийные, но нам приходится мириться.

– А общаться с ними не запрещено? – спросил Снегирев.

– Можно, – ответил Ким и добавил, – если ты захочешь сагитировать кого-то вступить в партию.

Экскурсия закончилась у громадного здания, напоминающего готический собор. Снегирев видел такие в энциклопедии. Центральный корпус тянулся ввысь, его окружали квадраты и прямоугольники поменьше. Почти все здание было из стекла, сбоку находилась небольшая пристройка с куполом.

– Вот и пришли. Это Дворец Труда.

Первокурсники зашли внутрь, их ожидала минутка агитпропа.

По пути ко дворцу труда Снегирев думал о беспартийном и его вопросе про сталинизм.

О сталинских репрессиях говорили вполголоса, и не так чтобы говорили – судачили, потому что никто ничего толком не знал. Хрущев, по слухам, хотел развернуть какую-то масштабную компанию против Сталина, но не успел – его сняли. Сторонники программы Хрущева все же остались, их прозвали хрущевцы. Они, якобы, искали доказательства вымышленных репрессий.

Компартия боролась с хрущевцами, беспощадно нападая на них в печати, по телевизору то и дело доказывали смехотворность предъявленных Сталину обвинений. Никто из окружения Снегирева не поддерживал хрущевцев, к тому же в колхозе «Красный путь» их не было. Арсений слышал о репрессиях, но не много. Большинство считало хрущевцев бездельниками и дармоедами, которые выдают свою бесполезную деятельность за важное дело; считало, что если репрессии и были, то Сталин не имел к ним никакого отношения и все это перегибы на местах; считало, что если пострадавшие и были, то они пострадали за дело.

– Ты что, хочешь общаться с этим некультурным? – удивленно спросила Сталина, когда студенты подходили ко дворцу.

– Он перевоспитать его решил! – ответил Маркс.

– Ничего я не решил просто уточнил, можно ли разговаривать. – защищался Снегирев.

Он смутился от того, что попал в такое глупое положение, и переживал о том, что теперь Сталина будет о нем думать.

– А что, у вас в колхозах вы с ними общались? – спросила Искра.

– У нас в колхозе нет беспартийных. – ответил Снегирев. – Но я знаю, что они есть в городе. А вы разве с ними совсем не разговариваете? – спросил он Искру.

– В нашем дворе живет один. – ответила она. – И с ним никто не общается.

– Даже в целях перевоспитания? – просил Снегирев.

– Их не перевоспитаешь. – проговорил Биробиджан.

– Мало того, что некультурный, так еще и политически неграмотный. – заметила Лаиля. – Слышали, что он про Сталина сказал?

– Неужели у них не ведется политинформирование?