– Мы постановляем, – голос понтифика зазвучал еще тверже, – независимо от того, насколько далеко от родных мест умер человек, его необходимо захоронить в любом близлежащем месте, где возможно погребение по церковным канонам. И лишь когда пройдет время, необходимое для полного разложения тела, останки можно будет отправить к месту, определенному волей покойного или его родственников. – Понтифик на мгновение остановился перед благоухающим кустом белых роз, сорвал распустившийся бутон и, глядя на алый закат, с тихим удовлетворением продолжил:

– Те, кто осмелится нарушить нашу апостольскую волю, будут отлучены от Церкви. Отпущение грехов для них будет возможно только через апостольский престол и лишь после смерти. Более того, тело, над которым надругались, лишится права на церковное погребение.

Магистр почувствовал, как его раздражение стало нарастать. Слова понтифика, холодные и категоричные, казались ему все более отдаленными от истинной цели, ради которой он приехал издалека. Тема бальзамирования сердец по-прежнему оставалась закрытой.

Магистр с трудом удержался от вздоха, когда понтифик наконец заговорил о самом важном:

– В отношении бальзамирования сердец я лично подготовлю секретное дополнение к булле, – голос понтифика вдруг стал более приглушенным, почти задумчивым. – Я так и не смог решить, чего больше в этой истории с эликсиром бессмертия – святости или ереси. Буллу назовем Detestande feritatis ("ненавидящая жестокость").

Слушая эти слова, магистр внутренне закипал: – Почему я до сих пор остаюсь вне этого круга доверия? Неужели понтифик по-прежнему видит во мне угрозу или соперника? Он прекрасно понимал, что каждое слово понтифика имеет свою цену. Но, пытаясь сохранить свое самообладание, он перешел в наступление, предлагая решение, которое должно было смягчить ситуацию.

– Возможно, Ваше Святейшество, – начал он вкрадчиво, – в буллу стоит добавить исключение для особых случаев. Как, например, с Ричардом Львиное Сердце. С разрешения Престола мы могли бы принимать индивидуальные решения. Это дало бы Церкви дополнительный рычаг воздействия на знать.

Лицо понтифика моментально изменилось, глаза вспыхнули холодным огнем.

– Не о том думаешь, магистр, – его голос стал низким, почти угрожающим. – Ты уж определись, святости хочешь или святотатства? – его взгляд был прямым и безжалостным. – Собираешься продавать индульгенции на костях?

Магистр, хоть и был готов к подобной реакции, почувствовал, как по его спине пробежала холодная дрожь. Повисла гнетущая тишина. Он понял, что продолжать спор было опасно.

– Рыцаря, которого исповедовали братья, мы уже похоронили в Венеции, – осторожно произнес магистр, стараясь сменить тему и успокоить обострившуюся ситуацию.

Понтифик кивнул, на мгновение смягчившись.

– Это разумно, – согласился он.

– Вопрос лишь в том, что делать с останками двух других.

Понтифик задумался, его взгляд стал еще более холодным и отчужденным.

– Поступим просто, – сказал он наконец. – Передайте останки тевтонцам. Пусть сами решают, где их захоронить. Но не в Ватикане. Сообщите мою волю Готфриду фон Гогенлоэ, новому магистру тевтонцев. Он сейчас в Венеции.

Магистр кивнул, стараясь не выказывать эмоций.

– Все будет исполнено в кратчайшие сроки, Ваше Святейшество, – ответил он, хотя внутри его продолжало терзать чувство несправедливости.

Понтифик, заметив, что разговор начал терять напряженность, неожиданно заговорил о другом:

– Что касается письма Жака де Моле, будем считать, что оно так и не дошло до Ватикана. Недолго тамплиерам осталось купаться в лучах славы. Слишком много взяли на себя. Забыли, для каких целей были созданы.