– Наконец-то ты начал мыслить реалистично, Никколо, – ответил понтифик с неуловимой улыбкой, от которой магистр внутренне напрягся. – Дело не только в том, хватит у тебя дара убеждения или нет. Ведь именно Ватикан, как тебе должно быть известно, предоставил династии Плантагенетов[9] особый бальзам для сохранения их сердец. Бальзам с эликсиром бессмертия, состав которого является одной из самых охраняемых тайн Престола.

Магистр, казалось, едва сдержал удивление, но быстро овладел собой.

– Мне известны эти слухи, но я всегда полагал, что это лишь миф, легенда, – сказал он.

Понтифик, глядя на него, улыбнулся, но в этой холодной улыбке не было веселья.

– Миф это или нет, нам с тобой не суждено узнать, – его голос был спокойным и сдержанным. – Однако Плантагенеты убеждены, что воскрешение и жизнь вечная уготованы лишь избранным. Тем, чьи тела сохраняются нетленными благодаря святости. Тем, кто принял мученическую смерть во имя веры. И тем, чьи сердца бальзамированы составом, который, по их вере, готовился для погребения Христа. Каким-то образом они узнали, что этот бальзам хранится у нас. И что только Ватикан владеет секретом его изготовления.

Магистр задумчиво нахмурился, словно размышляя вслух.

– Интересно… – его голос был тихим, как будто он говорил не понтифику, а самому себе. – В чем же секрет этого бальзама? В евангелии от Иоанна сказано: "Пришел также Никодим и принес состав из смирны и алоэ, около ста литр. Они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают у иудеев[10]". Алоэ с его антисептическими свойствами и смирна как ключевой компонент для бальзамирования. Все логично…

– Достаточно! – резко оборвал его понтифик, в его голосе прозвучал стальной аккорд. – Мы не оракулы и не алхимики, чтобы предаваться подобным гаданиям. Секрет основного ингредиента бальзама, эликсира бессмертия, как утверждают Плантагенеты, был передан Марии Магдалине от самого Христа. Явно не для всех, для королей. И уж точно не для обсуждений.

Он посмотрел прямо в глаза магистру, будто ожидая, что тот поймет серьезность сказанного. Однако магистр, терзаемый любопытством, как будто нарочно не отвел взгляда, заставив понтифика продолжить.

– Omnia tempus habent, et suis spatiis transeunt universa sub caelo[11], – тихо, словно самому себе, проговорил понтифик. – У всего свое время и свое место. И события происходят, когда им суждено случиться.

Никколо чуть сжал губы, продолжая с любопытством наблюдать за понтификом, но тот, заметив это, резко сменил тон.

– В отношении позиции Престола по раздельному погребению ты прав, Никколо. Думаю, мы поступим так. Подготовь проект буллы. Когда ее обнародовать – я решу позже.

Магистр на мгновение замешкался, словно не ожидая столь резкого окончания разговора о бальзаме, но быстро взял себя в руки. Понтифик, заметив это, слегка усмехнулся и, выдержав паузу, начал твердым голосом диктовать основные положения буллы.

Каждое слово звучало как роковой приговор, оставляя магистру мало пространства для маневра.

– Для всех стран, где преобладает католическая вера, мы, руководствуясь благочестивыми намерениями, апостольской властью повелеваем запретить разделение тел усопших – как нечестивое, мерзкое и бесчеловечное действие, – понтифик словно ударял этими словами, не оставляя места для сомнений.

Магистр внимательно слушал, запоминая каждое слово, но взгляд его слегка омрачился. В груди доминиканца нарастало раздражение. – Почему он все еще не доверяет мне? Почему обходит тайну эликсира стороной? – эти мысли не давали покоя, хотя его лицо оставалось непроницаемым.