– Двадцать Же… Это… Я при двенадцати уже вырубался в учебке. – Мысленно перебирал воспоминания Леонид,– Ладно, что произойдет, если врубится кинетика? Маршевый вырубится?

–Да, маршевый отключится, пока полимер не восстановится. Это примерно минуты три. Кинетическое поле остановит корабль за минуту. Если ты это провернешь хотя бы в километре от поверхности спутника, то двух минут хватит, чтобы судно опустилось на поверхность Перу. Но есть и две проблемы. Как только пройдет три минуты, поле вырубится и маршевый включится снова. Значит, его придется погасить до того, как тебя расплющит ускорением. И второе – наше навесное оборудование… понимаешь… оно не выключается. Тебе придется перед этим маневром оставить трекбол в нулевой позиции!

– Сима,– вкрадчиво простонал Леонид,– в нулевой позиции трекбола навесное оборудование уже как пять минут генерирует взрывы случайной интенсивности по левому борту. Видимо нулевая позиция сместилась. Я сейчас твой трекбол мну, как машонку, только чтобы не взорваться окончательно.

– Странно… Такого не должно было произойти…

Симе оставалось только наблюдать, как спасательные роботы гоняются за время от времени взрывающимся снарядом. И вот снова взрыв, судно Леонида разворачивает на месте, Сима видит, как маршевый уходит на максимальную мощность. Корабль моментально гасит скорость, и уносится в противоположном направлении. Снова взрывы. Неужели такого резкого разворота не хватило для того, чтобы дать нужную перегрузку для срабатывания кинетического поля?

Леонид сидел в рубке Ладоги и курил. Его забинтованное колено, его бурые круги под глазами, его алые белки глаз заставляли Симу трепетать.

Леонид не говорил ни слова. Он курил с трудом удерживая сигарету в не гнущихся трясущихся пальцах.

– Если Анатолий узнает, что ты тут курил, то убьет нас обоих. – Упавшим голосом пророкотала бортмеханик.

Нет ответа.

– Я починю! Честное слово! Я уже поняла, почему вместо плавной тяги, навесное оборудование детонировало топливо. Там надо форму сопел поменять. И контроллер перепрошить…

Леонид поднял на женщину глаза… глаза, которые могли бы явиться только в ночном кошмаре. Лопнувшие капилляры наполнили их кровью. Набухшие веки не способны были даже сомкнуться на этом безобразии.

– Второй цикл медицинской капсулы будет готов через пятнадцать минут! – затараторила женщина, пытаясь его успокоить, – потерпи еще чуть-чуть. Все будет хорошо. Ты же остался жив! И самые страшные повреждения удалось вылечить сразу. У тебя всего лишь шестьдесят процентов… Все хорошо.

– Шестьдесят семь.– почамкал пилот. Опухшие губы мешали нормально говорить, – На Танатосе, я это повторю.

Пораженная Сима не понимала что делать.

– Ты улыбаешься что ли? Я понять не могу, у тебя не рожа, а блинчик с творогом сейчас. Это улыбка?

– Ага… Говорить больно.

– Тебе говорили, что ты больной на голову? Ты же чуть не умер!

– Ага…

– Я не пущу тебя! Мы разберем эту машину убийства и… Хотя, знаешь, если получится изменить форму сопла и заставить контроллеры работать сообща, то может получиться что-то толковое.

– Я умею программировать контроллеры. – С трудом и почавкал Леонид. Вернее, в его голове эта фраза звучала именно так, в реальности же Сима услышала что-то на подобии: «А-а-у мгл эу, пмомгагиго пФ ась, конфп гро э-ээ-эы».

– Надо будет Анатолию сообщить о завершении испытаний… Нет, не станем мы ему говорить, что при этом ты чуть не помер, и что мы подбили три спасательных робота. И про иск тоже пока не скажем… Да не выкинут они нас со станции. Некуда просто. Не спорь, тебе говорить больно. Нет, чхала я не эту желтую ленточку, которой они нас обвешали. Она же из полиэтилена сделана. Я ее руками порву, не то, что взлетающим межпланетником.