И Анн открыл шкаф с отцовскими книгами. Вытащил первую, вторую, третью – те самые, в которых он ничего не понимал когда-то. Выбрал из них самые «простые» и стал читать, надеясь, что разберётся и в остальных.

Анн знал, что на экзамене в гильдии у него будет только одна попытка. Ещё пару лет сына землемера Руайя, пожалуй, будут помнить – и из уважения к памяти покойного согласятся выслушать его, согласятся посмотреть на его умения. Если он провалится, второй попытки ему не дадут. Служить в гильдии, расчерчивать крестьянские участки и участки лордов, составлять на них грамоты и заверять их будет кто-нибудь другой.

А ещё он сидел дома, потому что…

Анна стали сторониться в их деревне.

Однажды он проходил по улице и увидел знакомых ребят, игравших в «кости-бросалки». Кто-нибудь зажимал в кулаке несколько тонких косточек, а потом, подержав их несколько мгновений, разжимал хватку и бросал кучку на стол или на любую ровную поверхность. Косточки рассыпались – и надо было их собрать, осторожно поднимая по одной, так, чтобы остальные не шевельнулись, не дрогнули. У Анна великолепно получалось играть в «кости-бросалки», это была одна из его любимых игр. Он подошёл к игравшим, но те вдруг смолкли и некоторое время играли молча, без особенной охоты, а потом и вообще разошлись под выдуманным предлогом.

А ещё он вдруг заметил, что его не зовут вместе купаться на речке, не зовут, как раньше, вместе гулять по разным интересным местам. Он сделался изгоем. Мама говорила, что таковы и есть люди: пока ты или твой родственник (отец) занимает интересное место в жизни, дружбою с тобой всегда надеются воспользоваться. Когда же обстоятельства меняются, то почти всегда умирает и такая «дружба». И это было грустно.

Анн общался по-прежнему только с Нель. Всё так же делился с ней планами, болтал вечерами о всяких милых пустяках. Однако и она вынужденно вела двойную жизнь. В один день, например, не отходила от Анна, а следующий – проводила в весёлой компании деревенских девушек, уже начинавших мечтать о «милом-суженом». Анна обижало не то, что она была с другими, а то, что никогда не звала его с собой, словно бы зная, что он для тех – чужой.

– Почему вы все сторонитесь меня? – однажды прямо спросил Анн.

– Что ты!? – смутилась Нель. – Ты глупости говоришь.

– Разве ты не видишь, что я постоянно один?

– Да ведь ты никогда особенно и не дружил ни с младшим сыном мельника, ни с трактирщиковыми детьми, ни с братиками Люнн, ни с моими двоюродными сёстрами! Чему же ты удивляешься?

– Ну да, – опустил голову Анн, – нечему мне удивляться…

Нель стало очень жалко его.

– Ты знаешь, – сказала она, решившись, – они такое рассказывают о тебе! Только я не верю.

Анн смотрел на неё.

– Они говорят… ну, в общем, что ты привлекаешь зло.

– Но почему?! – воскликнул Анн. – Что плохого я сделал и кому?

– Никто не понимает, – сказала Нель, – почему тебя не тронул стригес.

– Значит, если бы я погиб тогда, было бы лучше…

– Совсем не лучше!

Анн не помнил, как оказался дома в ту роковую ночь. Пришёл в себя он спустя несколько дней. За это время успели и похоронить погибших, и провести полицейское расследование. Артуриус остался в живых, как и второй егерь. Они видели, как стригес взвился в воздух, на лету ударил своими когтями отца, затем так же на лету рванул страшными зубами егеря и исчез в ночном небе. Артуриус и второй егерь забились под повозку и сидели там до рассвета. Рассказывали, разумеется, что сразу же побежали за помощью, но матери Анна плохо верилось в это. В Берёзовом Доле люди графа-наместника появились далеко не сразу. Анн как раз лежал в постели, получив нервную горячку и не узнавая никого вокруг, толку от него было мало. Артуриус уже не думал, будто какой-то злоумышленник-