ребёнком? Была ли у меня мама? Мне всегда казалось, что мы были друг для друга Петрой и Аннабель. Где-то рядом тенью Аннабель жил Оле-Оле: и не друг и не сосед и не враг…

– Найду я для тебя домик, не пужайся. Всё равно сегодня идти к Егоровне, у неё и спрошу про тебя.

– Спасибо, – мне было стыдно за то, что повысила голос на неё.

Не зная, как загладить свою вину, я собрала посуду со стола и хотела все разом положить её в раковину. Как на зло, блюдечко, по краям вымазанное клубничным джемом, из которого женщина пила чай, выскользнуло из рук и упало на дощатый пол. Хорошо, что не разбилось. Но мне стало еще противнее на душе. Подняв блюдце с пола, я положила всю посуду в раковину, но что делать дальше я не знала. Я не умела мыть посуду.

– Отойди-ка. Тоже мне взяла моду хозяйничать. Сейчас скоренько вымою и побегу. Да и что тут мыть – то? Две тарелки. Подумаешь, беда какая.

– Я хо-хотела помочь. Простите, – мне было стыдно, не знаю, за что больше, за свою несдержанность или за неумение делать элементарные, бытовые вещи. И здесь произошло самое забавное. Я поняла, что даже не знаю имени человека, в чьём доме переночевала.

– Как Вас зов-в-вут? – почти украдкой спросила я у женщины. Она уже почти надела галоши и стояла в дверях.

– По паспорту? – как из пулемёта выпалила она и прибрала волосы под косынку.

– Да по-почему по паспорту? – попробуй от такого вопроса не опешить.

– Женя я Женя. Тётя Женя.

– Красивое имя.

– И муж мой, упокой Господь его душу, тоже был Женей, – она перекрестилась и погрустнела.

– Нас так и называли «Дядь Женя и тёть Женя». С вот этим кольцом меня и похоронят, – она показала тоненькое золотое колечко на безымянном пальце. Оно будто приросло к ней с мясом.

– Он давно ушёл?

– Куда это ушёл? Он умер! – огрызнувшись, ответила женщина и нервно поправила косынку, сделав узел покрепче.

– Я э-это и имела в виду. Ушёл из жи-жизни, я хотела сказать.

– Мой касатик так рано оставил меня одну. Но я не печалюсь. Со мной остались его детки. Наши детишки, в которых он души не чаял.

– У Вас трое де-детей?

– Что это ты так интересуешься? – женщина явно занервничала и еле заметно посмотрела в сторону котельной. – Моего старшенького ты видела на фотокарточке, маленьких видела дома. Что тогда спрашиваешь?

– Да э-это я т-так. Просто спросила и всё.

– Ты это, из дома не особо выходи. Мало чего там, – она опять посмотрела в сторону котельной и вся съежилась.

– Ну в общем я пошла. До обеда вернусь. А ты пока поспи или там чаю пошвыркай.

– Я лучше пройдусь. В до-доме очень ду-душно.

– Тогда одевай свои сандалии и айда со мной. Оставлю тебя у Петровны. У неё бар. А у меня ведь даже телевизор в доме не работает. Всё никак руки не дойдут Ивана позвать. Ну давай-ка скоренько собирайся.

По всему было видно, что она не хотела, чтобы я находилась в доме. Точнее, не в доме, а рядом с домом. Она была готова запереть меня в доме, или выпроводить за ворота. Что-то такое было во дворе такое, чего мне нельзя было знать, чего не нужно было видеть. Была там тайна. Была…

Безвременье

– Эй, вы тут что, все оглохли? – еле держаcь на ногах, в кухню кубарем ввалился Олег. Дрожащей рукой он нервно тряс пустой бутылкой шампанского горлышком вниз.

– Ни капли игристого вина. Ты что ого-огогл-оглохла, чёрт тебя подери!

Со всей силы он бросил бутылку в стену, где стояла прислуга. Осколки разлетелись по всей кухне. Я от испуга только и успела, что зажать обе ладоши в кулачки и заслонить ими голову. Меня почти не задело. Несколько царапин на локтях. Когда Олег ушёл кричать в зал, я открыла глаза и увидела, что белоснежный фартук Маши весь в крови. Ей осколками порвало щёку. Не понимая, что делать, я подбежала к ней и начала плакать, уткнувшись в её тёплый живот. Она оттолкнула меня и побежала в ванную за ватой.