– Где это письмо? Авось ты неправильно прочитала. Меня тоже зовут на Дабл В.

– Да?

– Я никогда не вру.

– Вот это и плохо. Мне нужен человек, который бы сказал обо мне одно только хорошее, даже если бы его очень просили:

– Не надо, – а скажи наоборот. Под пыткой, заметь.

– Если мне нечего сказать плохого, то я и скажу только хорошее.

– А будешь ли ты думать хорошо обо мне всю оставшуюся жизнь?

– Да.

– Уверен?

– Я не могу думать наоборот по определению: я не нахожу в тебе, леди, недостатков, так сказать:

– Дуня-д, моя Дуняша, Дуня – Тонкопряха!

– Ты так хорошо говоришь правду, что можно подумать:

– Всем также врешь.

– Вы только что проверили: я не способен, – Владимир показал забинтованный низом ее нижней юбки палец. – Иначе бы не откусил его вместо сыра с помидорами, укропом и петрушкой.

– Ты забыл про лепешку, на которой они все покоились.

– Именно из-за удивительно правильного радиуса наклона этой вкусной лепешки, я не откусил палец совсем.

Далее. Что далее? Точнее, кто, Наталья Кирилловна?

– Может, мне сделать тугаменты на имя какого-нибудь Васьки?

– Что значит: сделать?

– Может у вас есть какие-нибудь связи в министерстве иностранных дел?

– Почему именно иностранных, а не внутренних? – удивилась Дуня.

– Там не поймут русских заморочек, а здесь чуть что, и…

– Да, уточните, пожалуйста, что вы имели в виду? Вас могут принять за шпиона Степана Разина и Василия Уса?

– Скорее, за наложника атамана Алены Арзамасской.

– А вы не?

– Та не-е.

– Почему?

– Как говорится: если бы что и было – я бы знал.

Дуня подала чаю с испанским вермутом, и хотела провести резюме, но Владимир успел первым спросить:

– Другого ничего нет?

– А именно, итальянского, что ли, хоцца?

– У вас дар предвидения, милая.

– Спасибо на добром слове, но ты меня на самом деле напугал своими рассказами – байками о своем участии во взятии городов и весей под знаменами Елены Арзамасской.

– Алёны.

– А разница?

– Такая же, как между официальной точкой зрения и реальной.

– Ты прав, тебе лучше не раскрывать своего настоящего имени, пойдешь к ней по бумаге Василия Мелехова. Степан мне тут оставил для него Московский Паспорт, дающий право в случае совершения геройского поступка, получить дворянство вместе с орденом – медалью за отвагу.

– Спасибо, но к этой барыне – боярыне я не пойду. И знаете почему?

– Да, понимаю, по качану, потому что я сказала: пойдешь. Али вон посмотри-ка во двор, всё уже готово для твоего принудительного послушания.

– Вы выбираете мне судьбу, при которой я никогда не смогу стать мушкетером ее величества.

– Что?! Кого ты имеешь в виду?

– Честно?

– Честно, честно!

– Его я имел в виду, но, как говорится, оговорился по Ляо Цзы: имел в виду Петра Первого, а в душе-то хотелось иметь императрицей, или хотя бы пока что:

– Царицей леди большого ума и таланта.

– Как меня?

– Естественно.

– Или ты – хотя и не знаешь её – авось ты думал про Софью Милославскую?

Владимир промолчал, как будто растерялся. Но Дуня не обратила на это внимания, только спросила:

– И никогда не слышал?

– Что?

– Я грю, про Софью, мою подругу слышал когда-нибудь?

– Немного.

– Это хорошо, когда немного.

– Да?

– Да, хуже, если больше, чем положено.

– Фантастика, ты прямо, как предсказательница.

– Правда, ты считаешь меня предсказательницей?! Если честно, то я сама тоже так иногда думаю. Надо что-нибудь предсказать тебе, и тогда проверим.

– Сбудется или нет?

– Нет, не так, а именно: сбудется!

– Хорошо, я согласен, скажи, пожалуйста, что ты мне напророчила?

– Так нейдет пока ничего, позже приходи, и тогда получишь не только то, что заслужил, но и вообще:

– Авось выпадет тебе счастье.