. «Приходил вице-адмирал, – читаем под 14 января в «Юрнале», – говорил… что хотел быть королевское величество. И после того был у нас король и был с полчаса; а с ним были 4 человека, ближние люди». 15 января у царя был с визитом принц Георг Датский, брат датского короля Христиана V, муж принцессы, наследницы английского престола, будущей королевы Анны. «Был у нас датский принц», – лаконично отмечено в «Юрнале»[26]. Подробности об этих двух визитах сообщал своему двору в депеше от 18/28 января цесарский резидент Гофман. «В прошлую пятницу, – пишет он, – король перед тем, как отправиться в парламент, совершенно инкогнито сделал визит царю в карете графа Ромни и в сопровождении только этого графа, Альбермаля и одного гвардейского капитана и застал его неодетым, в одном только жилете. Датский принц сделал также визит, причем это свидание происходило стоя. Царь еще не отдал ответных визитов. Его образ жизни совершенно необыкновенный. Он спит вместе с так называемым князем Александром (Имеретинским), с одним медиком и еще с тремя или четырьмя лицами в одной небольшой комнате, отчего, когда король вошел к нему в комнату, надо было, несмотря на сильный холод, открыть окно, чтобы избавиться от испорченного воздуха»[27]. В Лондоне тогда рассказывали, что во время визита короля к царю произошел неприятный эпизод. Едва только король сел, как находившаяся при Петре обезьяна, помещавшаяся за спинкой его стула, с яростью прыгнула на короля, и большая часть визита прошла в улаживании этого неприятного эпизода[28].

Вечер 15 января проведен был в театре – «в комедии», по отметке «Юрнала». Давалась пьеса под названием «Королевы-соперницы, или Александр Великий». Царь, появившись в ложе со спутниками, тотчас же стал сам предметом зрелища и, заметив, что публика из партера, лож и галерей смотрит не на сцену, а на него, принужден был прятаться за спинами спутников. Театры в Англии при господстве пуритан в эпоху первой революции были закрыты. По возобновлении их деятельности во время Реставрации они стали щеголять роскошью обстановки, декораций и костюмов и отличаться крайней скабрезностью даваемых пьес. Последнее свойство театральных представлений оттенялось еще тем, что со времени Реставрации впервые в женских ролях, ранее исполнявшихся мужчинами, стали выступать лица женского пола. «К обаянию искусства, – говорит Маколей, изображая английский театр в последней четверти XVII в., – присоединилось обаяние пола, и молодой зритель с волнением, незнакомым современникам Шекспира и Джонсона, увидел миловидных женщин в ролях нежных и веселых героинь… Ничто так не характеризует этих времен, как заботливость, с какой поэты влагали все самые беспутнейшие стихи свои в уста женщин. Произведения, отличавшиеся наибольшей вольностью, были эпилоги. Они почти всегда декламировались любимыми актрисами, и ничто так не очаровывало испорченных слушателей, как чтение грубо неприличных стихов какой-нибудь красивой девушкой, о которой предполагалось, что она еще не утратила невинности»[29]. В смысл пьесы Петр мог вникать, разумеется, только при посредстве переводчика и особой склонности к театру не обнаружил: побывал в нем, судя по отметкам «Юрнала», всего один раз. Но к «обаянию пола», о котором говорил Маколей, он не остался равнодушен, и можно думать, что при этом именно посещении театра свел знакомство с актрисой Кросс, с которой и вступил в кратковременную, впрочем, связь. К этому новому знакомству, вероятно, относится отметка следующего дня, 16 января, в «Юрнале»: «были дома и веселились довольно», или «веселились довольно с гостьми», как читаем в другой редакции «Юрнала», может быть, именно в обществе очаровательной артистки