– Так его зовут – Сани? – уточняет Тито, любуясь издали своим маленьким гостем, который потихоньку потягивает какао, продолжая меж тем украдкой рассматривать обстановку комнаты.

– Алессандро – его полное имя. Это мы с отцом его называем Сани, что значит «древний дух», потому что он седой и похож на привидение.

– Для меня он точно как привидение – ни дотронуться, ни посмотреть поближе, – с грустью соглашается Тито, – Но, я очень рад, что он хотя бы тебя не боится. И вообще, что вы друг с другом так сдружились.

– Что значит «сдружились»? Мы же братья. Как можно сдружиться или не сдружиться с братом? – с упреком заявляет бесенок, да так уверенно, что ему – взрослому становится немного не по себе за это неудачно подобранное слово.

– Я хотел сказать, хорошо, что вы теперь вместе, – смущенно поясняет он.

Тем временем маленький Алессандро, похоже, что-то замечает на шкафу, что-то завладевшее всем его вниманием. Даже про какао позабыл – так и замер с приоткрытым ротиком, смотрит туда. Интересно, что могло его так заинтересовать? Там только старая рухлядь, до которой у него никак не доходят руки, чтобы разобрать починить или выкинуть: сломанная керосинка, глиняная чаша с отколовшимся краем, никчёмный радиоприемник, дырявая шляпа, прохудившееся корыто и…

И тут до Тито с ужасом доходит, что еще. Музыкальная шкатулка! По коже пробегают мурашки. Шкатулка, которую он вынес из поместья МакЛейнов. Все что-то выносили: деньги, драгоценности, невиданные предметы роскоши – какие-нибудь трофеи. Вот и он, чтоб не отставать… Прихватил эту шкатулку и еще серьги с сапфирами, думал потом подарить все это Скарлет. А, уже отъехав от поместья, понял, какую отчудил глупость. Нужно было быть полным идиотом, чтоб не понять, как Скарлет отнесется к такого рода подарку, да еще добытому таким путем. Да и на что ей эти побрякушки? Красоваться и хвастаться перед мужем? Хуже всего, что она могла именно так и сделать в отместку за его безмозглость – устроить подобное саморазоблачение, чтоб посмотреть, как он, тупица, будет выкручиваться. Передернулся, представив эту сцену и ее последствия, решил – нет. Ни за что. Серьги он отдал сразу же в Рио Палачио первой попавшейся женщине – этой вертихвостке Габриэлле. А музыкальную шкатулку – красивая вещица, да и мелодия в ней – не какое-то режущее слух пеликанье, а плавное, завораживающее своей необычной гармонией и грустью струение нежных звуков – зачем-то оставил себе. И вот теперь она лежала там, притаившимся диверсантом в груде хлама, и выдавала его с потрохами. Если маленький ее заметил, то догадается…

Догадается? Да, как он догадается?! Он же ничего не соображает? И… И как он заметил? – С его ракурса, если и можно что-то разглядеть, то только самый краешек. Нет, не стоит раньше времени паниковать. Просто нужно его отвлечь, а как уйдут, избавится от этой дряни раз и навсегда.

– Ну как, Сани, понравилось какао? – ласково спрашивает Тито, стараясь никоим образом не выдавать свою тревогу, – Может, тебе еще налить, миленький? Или что-нибудь еще хочешь? – и тут же спохватывается: вдруг сейчас на шкатулку укажет, и как тогда быть?

Но маленький игнорирует его вопросы. Да, наверняка, даже не понимает их. Все сидит и смотрит, смотрит туда…

– Сани не говорит, – поясняет бесенок.

– Да, знаю. Просто подумал, вдруг…

– Ничего. Я итак знаю, что ему нужно.

– И что же? – опасливо узнает Тито.

– Думаю, тот черный коробок у тебя на шкафу.

– Черный…? – шкатулка резная, из орехового дерева, и уж никак не черная. Он снова изучает груду хлама наверху, пока не натыкается взглядом на подходящий под это описание предмет, – Радио что ли?