«Что ж ты делаешь, сволочь? – едва не сказал вслух Нестеров. – Еще документы не посмотрел, а уже условный сигнал подаешь? Вот козлетон, ядрена рашпиль!»

В это время из динамиков пошло объявление, что по погодным условиям вылет самолетов, следующих рейсами в такие-то города, в том числе Бухару и Ташкент, задерживается. Услышав объявление, Капсалов остановился, поставил на землю чемодан, полез в карман пиджака, достал билет и стал его изучать. Потом поднял голову и, увидев «представителя Аэрофлота», идущего навстречу, бросился к нему, возбужденно жестикулируя и что-то спрашивая. Оперативник внешне снисходительно, как бы делая одолжение, посмотрел билет, потом попросил показать паспорт и, наконец, подал настоящий долгожданный условный сигнал. Капсалов мгновенно был блокирован сотрудниками наружного наблюдения, которые схватили его за руки; тут же оперативники сжали их двойным кольцом, максимально снижая возможность поражения людей в случае взрыва. Таким ядром вся группа прошла на второй этаж административного корпуса.

В выделенной для этого случая комнате на отшибе здания аэровокзала уже ждал специалист по взрывным устройствам, мужик в возрасте где-то за пятьдесят. Поздняков, видимо, раньше с ним сталкивался, поскольку называл по-свойски Петровичем.

С Капсаловым зашли человек шесть, в том числе Нестеров с Лукашевым. Быстро провели личный досмотр. Задержанный стоял бледный, как полотно, вопросов не задавал. Создавалось впечатление, что он находится в шоковом состоянии: глаза горят, руки и губы дрожат, что-то безостановочно бормочет.

– Так, лишние вышли! – скомандовал спец. – Жить надоело, герои? И подальше по коридору. Вещи нашего пассажира поставили на стол – и скрылись за горизонт.

Внешний вид и интонация голоса «сапера» требовали беспрекословного подчинения. Здесь самым главным был он. Посчитав, что его приказ будет выполнен, он повернулся к Капсалову и блокирующим его сотрудникам.

– Вещи ваши? Идите сюда…

Все вышли из комнаты, лишь Нестеров с Лукашевым, не сговариваясь, остались у дверей и следили за происходящим: интересно же… Петрович их не видел, он стоял к ним спиной у стола, на котором лежали чемодан и сумка.

– Что в чемодане?

– Подарки родственникам: платок маме…

– Понятно, понятно, – нетерпеливо перебил Петрович Капсалова. – А в сумке?

– Рубашки, полотенце, брюки…

– Ты чего из себя дурочку делаешь? Или ты из меня дурака лепишь? Ты, сучонок, не понимаешь, о чем я спрашиваю? Не понимаешь? Смотри, падла лагерная! Ребята, подведите его ближе к столу. Помирать – так вместе!

Петрович, осмотрев чемодан внешне, положил руки на замки и застыл на мгновение. В тягучей тишине щелчок открывшегося замка показался пушечным выстрелом. На рубашке Петровича проступили ручейки пота, бегущие по позвоночнику. Через секунду наступила очередь второго замка… Затем, глубоко вздохнув, он сложил губы трубочкой, медленно выпустил воздух и потихонечку, миллиметр за миллиметром, открыл крышку. Осторожно, вещь за вещью, стал выкладывать на стол содержимое. Потом в том же порядке начал работать с сумкой. Капсалов уже пришел в себя и, наблюдая за действиями кагэбэшника, издевательски, с чувством превосходства улыбался. Со стороны было видно: он прекрасно понимает, что происходит.

Когда Петрович закончил работу, его рубашку можно было выжимать.

– Ну, слава Богу! Чисто! – Он с облегчением вздохнул, повернулся к двери и увидел стоящих с извиняющимися улыбками Лукашева и Нестерова. – Ах, вы… – Повторить многоэтажный с коленцами мат, где перечислялись ближние и дальние родственники, а также их друзья и знакомые, условия отдыха и труда, в которых они должны существовать все вместе и порознь, не смог бы никто.