– Даже днем творятся чудеса, не правда ли, Агапия? Главное, уметь их увидеть. – Прозвучал голос грифона.

Я лишь улыбнулась и протянула к нему руку. А затем, солнечный свет стал столь ярок и невыносим для зрения, что я закрыла глаза и все вокруг исчезло.

Мои мысли путались в водовороте видений и образов, что сменяли друг друга быстрым потоком движения. Память сохранила это утро, начавшееся с воспоминаний о сне, с желания полюбоваться зимним городом. Я помнила медного грифона и… Да, я вспомнила грифона живого, что ждал меня на ступенях гранитной набережной, и чье жаркое дыхание возносилось ввысь и исчезало в воздухе, его завораживающий взгляд и теплый голос. Плотно сомкнутые веки чуть вздрагивают, и я раскрываю глаза. Из груди вылетает возглас восхищения. Даже тронный зал Зимнего и Петергофского дворцов, не могли соперничать искусностью своего убранства с тем залом, что сейчас оставлял неизгладимое впечатление в моей памяти. Моему взору предстала огромная зала, по стенам которой вилось причудливое узорочье русских трав и всевозможных растений: лиловый и розовый вереск нежно переплетался с белоснежными ландышами, массивные главы пионов, пышные розы, яркие маки, серебряно-голубой лен, колоски золотой пшеницы и другие различные цветы плавно вились по стенам и переходили на потолок. Все это многоцветие полыхало всем богатством красок. Из центра потолка на причудливой цепи свешивалась огромная люстра серебряного литья, витиеватой формы. На ней я разглядела морские символы: перекрещенные якоря, хоровод морских коньков, тяжелые узлы канатов и двуглавые орлы, увенчанные Большой Императорской короной. Пол был выложен мраморными плитами: лилейный цвет нежно переходил в лазоревый. Окна обрамляли залу, начиная от потолка, и заканчивая до самого пола. Тяжелых гардин не было, вместо них плавно развивался легкий, почти прозрачный тюль. В дали мне почудился трон, но хорошенько его рассмотреть мне не довелось, поскольку этот сказочный чертог был неописуемо большой, а я находилась в конце залы и сидела на софе, по форме напоминающей морскую раковину, обитую розовым, белым и голубым бархатом. Я встала и начала осматривать узоры цветов, мне хотелось коснуться и разгадать, чья воля призвала их из беспокойной стихии творчества. Все это выглядело так нездешне. Словно этот дворец и не принадлежит миру дольнему, земному. В воздухе разлился аромат шалфея и мяты, с примесью роз, обволакивая мой ум и громко стучащее сердце умиротворением и безмолвной радостью. Из ниоткуда начал свое мерное шествие тихий вальс, такой бесконечно прекрасный и в то же время, неимоверно грустный. Я смотрела и слушала, как завороженная, а потом появилась Она. В голове буря мыслей породила догадку: Ее силуэт я видела во сне сегодня, просила позволения еще немного побыть в мире грез, и никак не могла разглядеть черты самого лица. Это была удивительная по своей красоте молодая женщина, внешним обликом походившая на княжну из русских сказаний. Старина прошлых веков воскресала в этом облике, напоминая о своей царственной Красе. Гордая посадка головы, безупречная осанка, плавные движения. Ее облачение вызывало чувство упоения. Я стояла и смотрела на Нее, не в силах отвести восхищенных глаз. Ткань была невесомой и пышной, полупрозрачной, цвета дождевых капель или невской воды во время Белых ночей. Длинные рукава, что колыхались при любом Ее движении, казалось, вот-вот обрушатся крупинками дождя. На главе сияла диадема из россыпи небесных топазов. Что за диво дивное явилось передо мной? Она подошла ко мне, тепло улыбаясь, и произнесла голосом певчей птицы древнерусской земли: