…Страна была разорена, город был беден – на украшения средств не имелось. (Комиссия по организации празднества постановила: организациям и ведомствам «вернуть все плакаты и лозунги, выданные в связи с организацией II Конгресса III Коммунистического Интернационала. Указанная материя будет использована в Октябрьские торжества». Конгресс проходил в Петрограде летом того же года.) К празднику решили подготовить зрелища. И центральным стало «Взятие Зимнего» – инсценировка, придуманная и поставленная десятью петроградскими режиссерами, художниками и музыкантами, официально наименованными Коллективным Автором. Из городских газет, загодя начавших извещать о предстоящем необыкновенном спектакле, горожане смогли узнать лишь несколько фамилий, скрытых за этим «Автором»: Николай Евреинов, Гуго Варлих, Дмитрий Темкин. Интересно, что художника Юрия Анненкова, вспоминавшего потом в «Дневнике моих встреч» работу над знаменитым «пролетарским действом», газеты почему-то не упомянули.

Как писала «Петроградская правда», зрители и артисты должны были за один лишь час пережить все события, происходившие в течение 25 октября 1917 года. Правда, теперь события эти происходили на соединенных мостом двух трибунах – сценических площадках, установленных справа и слева от арки Главного штаба. «Белая» трибуна – для представлявших Временное правительство и буржуазию, «красная» – для тех, кто выражал чаяния пролетарских масс. (На нашем снимке как раз «белая» трибуна, в центре которой Керенский, «исключительно удачно воплощенный артистом экрана Бруком».) Еще одной сценой стали освещенные окна второго этажа Зимнего дворца: словно на киноэкранах двигались тут силуэты тех, кто действовал в дворцовых залах.

Участвовали в постановке около десяти тысяч человек: кроме актеров, которые были на этот случай по-военному мобилизованы, а потому работали бесплатно, еще учащиеся, а также матросы и красноармейцы Петроградского гарнизона…



Когда зрительный зал – огромная Дворцовая площадь, а зрителей – многотысячная масса, теряет значение слова, а воздействовать могут лишь звук и свет. Это прекрасно понимали создатели постановки. И звук, и свет они использовали сполна. Настоящая «Аврора» била из своих орудий, трещали настоящие пулеметы, раздавалась настоящая оружейная пальба, ездили броневики, ревели заводские гудки, летали в небе аэропланы. Специальные трещотки «аплодировали» речам, молотки выделывали стук костылей инвалидов, шагающих на своих деревяшках. И все это – в мечущихся лучах многих прожекторов, в пламени горящих факелов и костров. (Представляете, каково было управляться режиссерам?)

Однако для того, чтобы неподготовленные граждане не ударились в панику, их предупредили через газеты, что действие имеет «чисто театральный характер и не может служить поводом волнения, тем более, что все меры для поддержания порядка, охраны санитарной и пожарной приняты, а за порядок отвечает комендант города». На всякий случай, во всех подъездах Зимнего (он тогда стал у нас Дворцом Искусств) расположились врачебные пункты.

Публика в большинстве своем хорошо разбиралась в происходящем на сценах из собственного близкого знания не таких уж и давних событий. Остальные – опять же через городскую печать – смогли ознакомиться со сценарием. Но все расходились с площади с массой впечатлений, возможно, и неодинаковых.

При этом, наверное, никто не мог отрицать, что подобного зрелища «на земле никто нигде никогда не ставил». Недаром о «Взятии Зимнего» образца 1920 года, как писал потом Юрий Анненков, упоминают чуть ли не все труды по истории современного театра, не только отечественные, но и зарубежные.