Изумление и по сей день остается в каждом, кто ни взглянет на это петербургское чудо.
Как феникс из пепла
«Не горит ли ваше имущество, пока вы сидите здесь в театре?»
Тот, кто читал «Записные книжки» Ильи Ильфа, наверное, не забыл упомянутый в них этот «плакат Госстраха», не то и вправду Ильфом виденный, не то им, насмешником, выдуманный.
Но вот вам история, действительно когда-то случившаяся.
Был на дворе 1837 год, вечер пятницы 17 декабря. Государь император Николай Павлович, который только два дня как «в вожделенном здравии» вернулся в столицу после многомесячной поездки по российским весям, вместе с домашними отправился в Большой театр – там давали оперу «Влюбленная баядерка».
Только наслаждаться пением долго ему не пришлось. Уже в начале девятого часа вошел в царскую ложу посланец, что-то шепнул царю на ухо. Николай встал с кресла и, не сказав супруге о причине своего отбытия, из театра уехал.
Доложено же ему было о страшном несчастии – загорелся Зимний дворец. Как писала, по первым следам, «Северная пчела», пожар начался в восемь часов вечера – «кажется, что огонь возник из лаборатории придворной аптеки», в восточной части главного корпуса дворца. Ветер был силен, дворцовые деревянные конструкции загорались легко, места для маневра пожарным недоставало – огонь не могли потушить целых тридцать часов! Видя тщетность этих усилий, пожарная команда с вызванными на помощь войсками занималась в основном спасением вещей, находившихся в дворцовых комнатах и залах.
Прибывший на пожар император «сам изволил распоряжаться всеми действиями». Приказал, в частности, оградить от огня Эрмитаж: окна его сразу же были заколочены. (Надо отметить, кстати, что приехала потом к Зимнему и императрица, озабоченная тем, что там, в покоях, лежала тяжело больная фрейлина С.П. Голенищева-Кутузова.)
На Дворцовую, естественно, стеклись зеваки. На пожар они смотрели из-за спин гвардейцев, образовавших вокруг дворца «непроницаемую цепь». Наблюдали, как выносят из огня троны, мебель, сундуки, картины, как «с благоговением» складывают это добро на мостовой у Александровской колонны, несут в Экзерциргауз, в Главный штаб, Адмиралтейство… (Позже все были умилены тем, что ничто, даже самая малость из драгоценностей, не пропало.)
Наконец огонь затух, дым рассеялся, воздух очистился от копоти и сажи. Настало время следствия. Для сей цели «наряжены» были две комиссии.
Одна, под председательством обер-шталмейстера князя В.В. Долгорукова, занялась составлением описи спасенных вещей и распределением их по принадлежности. Другая исследовала «истинные причины» пожара – выяснив, что на самом деле огонь «выкинуло» из незаделанного отдушника в зале Петра Великого.
Но самой важной была еще одна комиссия, утвержденная чуть позже, 29 декабря. Состояла она из двух групп: «хозяйственной» и «искусственной». Первую составили представители Министерства Императорского двора, а вторую образовали архитекторы В.П. Стасов, А.П. Брюллов и «4-го класса Штауберт». Данной комиссии надлежало немедленно приступить к разработке «предположений и планов» с таким расчетом, чтобы дворцовое здание было восстановлено «так точно, как оно до пожара существовало».
Между тем красавец расстрелиевский дворец представал перед петербуржцами одними черными стенами… (Надо заметить, что многие готовы были «добровольными приношениями» содействовать его восстановлению, но Николай от этих «приношений», поблагодарив «за любовь», отказался.) Хозяева его переехали жительствовать во дворец Аничковский, но рождественскую службу 25 декабря устроили все-таки в спасенном Эрмитаже, в оборудованной там по этому случаю походной церкви. Славили не только рождение Христа – отмечали и торжество 25-летия победы над Наполеоном.