Марьяна судорожно перевела дыхание, и словно опомнилась, смущенно прервала сама себя:

– Вот проняло старушку… Всю жизнь я лелеяла надежды, что когда-нибудь смогу заняться любимым временем вплотную. Но всегда что-нибудь да мешало. Семья, работа, да мало ли… А теперь решила – всё. Больше возможности у меня не будет.

Я смотрела на знакомое с детства лицо подруги моей мамы и словно видела его впервые. У нее, оказывается, решительный подбородок и широкие упрямые скулы, особенно сейчас, когда она замерла, стиснув зубы. Но как же она сдала за последние месяцы!

– Так это роман о Павле первом? – мне пришлось слегка откашляться, чтобы голос звучал натуральнее, и отвела глаза в сторону.

Марьяна отозвалась не сразу, она тоже разглядывала меня, словно увидела во мне нечто новое.

– Видишь ли… Все так складывается… Как я жалею, что не выслушала внимательно твоего отца! – она покачала головой и опередила мой вопрос. – Нет, это случилось уже давненько… Кажется, незадолго до того, как он ушел… Уехал… Не суть важно. У твоей мамы был день рождения, мы собрались небольшой компанией. Когда разъезжались, твой отец вызвался проводить гостей до метро. Ну, а мне, естественно, метро ни к чему – здесь идти-то всего ничего. Валерий меня вызвался проводить, я отказываться не стала, подумала, он многовато выпил, пусть проветрится… Да! – Марьяна виновато взглянула на меня. – Я всегда имела предубеждение против него. И оттого слушала его вполуха. А он тогда начал рассказывать о своей семье, но перескакивал без конца, так что я и при желании не смогла бы разобраться, что к чему. Поняла только, что дед его родом из Петербурга, и его предки как-то связаны… Нет, что-то очень важное произошло в их семье в правление Павла. Я тогда отмахнулась от него, а вот теперь страшно об этом жалею. Потому что ведь он не просто так обратился ко мне, он, похоже, сам пытался разобраться в чем-то, а никого, кто был бы в курсе событий двухсотлетней давности, среди его знакомых не наблюдалось… О таких вещах вряд ли говорят при посреднических сделках или в ресторанах… Прости… Я знаю, ты отца всегда любила и до сих пор, пожалуй… Тебе он рассказывал что-нибудь про свою семью?

Пришло время смутиться мне.

– Н-не помню… Кажется… Нет, только дедушка иногда вспоминал, что его отец вывез семью из Петербурга… нет, Петрограда сразу после революции. Но я редко бывала у них с бабушкой, а когда отец ушел от нас, и вовсе… Да они и умерли вскоре, один за другим, как-то так. Я ведь ненамного старше Илонки тогда была, что я могу помнить… Хотя нет, день, когда отец уходил, я помню хорошо. Но тогда о родных он ничего не говорил. Повесил на стену этот портрет, над моим диваном, и пообещал все объяснить, когда я вырасту и смогу понять… Я тогда так растерялась, и вообще не могла поверить, что можно вот так взять и уйти.

– Подожди, Риммочка, чей портрет? Кого-нибудь из семьи или…

– Да нет, точно не из семьи. Вообще не пойму, при чем тут Козимо Медичи. Ну, герцог такой, он Тосканой правил, в начале XVII века.

Марьяна удивилась:

– Медичи? Вот не думала… Какая тут может быть связь? И эпоха совсем другая… И ценный портрет?

– Не думаю! Копия, выписана очень старательно, все детали совпадают, я не раз сравнивала с оригиналом из интернета.

– Дореволюционная? Копия?

– Нет, едва ли… Точно нет! Написана на куске фанеры, на обратной стороне еле можно прочесть: «Чаеразвесочная фабрика, 1944». Хорошо помню, сколько раз я туда заглядывала.

– Только одно и можно заключить, что не пытались выдать подделку за оригинал… Что ж, и на этом… Медичи? После того, как времена Ренессанса закончились, Медичи как-то измельчали, я даже сразу и не вспомню никого, кто как-то себя проявил… А где сам подлинник, ты не интересовалась? В Эрмитаже не встречала?