– Да когда ты уже уйдешь! – и в это мгновение раздался звонок у входа в квартиру. Поняв, что ничего со мной не поделаешь, моя потрясающая соседка понеслась открывать двери, обдав меня густым запахом знакомых из детства духов. Подождите, а что там у нее на голове? Жидкие, белесые волосики стянуты на макушке в кокетливый фонтанчик в стиле конца восьмидесятых.

Многокарповна, лязгнув замками, отперла дверь. В проеме высветился небольшой, кругленький человечек, как мне показалось издали, темноволосый и с усиками. Они сразу же нырнули в ее комнату, причем я ясно увидела, что коротенький господинчик ловко приобнял мою нарядную соседку. На этом мои потрясения не закончились – он еще и напевал: «О, голубка моя!»

Эта мелодия звучала у меня в голове, пока я шла по черной лестнице. Что это за музыка? Знакомая, я такую наигрывала на бальных танцах, что-то латиноамериканское. Нет, чему я так удивляюсь? Меня не бывало дома с раннего утра до поздней ночи, за это время можно и в свадебное путешествие успеть съездить. К тому же в последнее время Многокарповна стала намного свободнее в средствах. В ее буфете на кухне появились упаковки дорогого кофе, на столе явно на показ время от времени выставлялись баночки с икрой, а водочные бутылки у мусорного ведра сменились на коньячные.

Получается, только у меня нет никакой личной жизни, тогда как у других – смотри выше. Но, как выясняется, нельзя терять надежду. Сколько лет моей старушке? Родилась она перед войной, сейчас у нас десятый год – примерно семьдесят с хвостиком.

С хвостиком! Я невольно рассмеялась, и проезжавший мимо мальчишка на роликовых коньках удивленно на меня оглянулся. Но какова Многокарповна! Судя по фотографиям, в молодости она была очень хороша собой, высокая, стройная натуральная блондинка скандинавского типа. По ее рассказам (пока она не начала серьезно попивать, соседка часто вспоминала свою жизнь), жила она очень обеспеченно, от родителей досталась хорошая квартира в престижном сталинском доме, замуж вышла по тем временам тоже роскошно – за моряка загранплавания. Мужа подолгу не бывало, да и сама она частенько по работе ездила в командировки, успехом у мужчин пользовалась огромным, и однажды решилась на волне какого-то бурного увлечения развестись. Новый ожидаемый брак не состоялся, но к тому времени подросла дочь, Татьяна.

Годам к семнадцати она стала сногсшибательно хороша, редкой, фарфоровой красотой, с изумительными густыми льняными волосами, такая же высокая и фигуристая, как и мать. В нее влюбился до полусмерти (так рассказывала Многокарповна, и я ей верю) какой-то весьма взрослый, очень состоятельный грузин. Про состоятельность в этих рассказах тоже не было преувеличения, поскольку в советские времена он с легкостью купил молоденькой жене кооперативную трехкомнатную квартиру, машину, и завалил дорогими вещами. От щедрот богатого зятя немало перепадало и теще. Между стеклами кухонного буфета до сих пор засунута фотография, где рядом стоят Тамара Поликарповна и Татьяна, на фоне гор и цветущих деревьев, почему-то обе в мохнатых шубах. Соседка рассказывала, что этот снимок сделан ранней весной в Тбилиси, куда они прилетали в гости к родным зятя, в Питере еще лежал снег, а в Грузии цвели деревья. Но с гор дул ледяной ветер, и самые шикарные дамы продолжали носить меха. Все шло прекрасно, только время летело, а детей у Татьяны не было.

Они расстались, причем даже теща не могла обвинить зятя в отсутствии заботы о бывшей жене. Ей остались и квартира, и машина, и все остальное. Поскольку ни профессии, ни образования у Татьяны не имелось, она занялась тем, что у нее хорошо получалось: выходить замуж. Замужеств было несколько, каждое последующее классом ниже предыдущего. При этом по прежним законам каждый бывший муж получал часть квартиры и прихватывал, уже без всяких законов, кое-что из ценностей, пока все это не закончилось. Дочь переехала в квартиру матери, и там все началось по новой. После очередного развода Татьяны Тамара Поликарповна оказалась в нашей квартире, оставив дочери однокомнатную, но и той вскоре не стало. Последние несколько лет дочь чаще всего жила у матери и работала посудомойкой в каком-то ресторане. Обе они заметно опустились, постарели. Эта эпопея происходила в то время, когда моя мама уже переехала в Ригу.