Касим Сабирханович. Товарищи! Если мы всерьёз обеспокоены судьбой нашей страны, то должны беречь господина Мустакима как зеницу ока!
Юсуф Исхакович. Что? Вы хотите сказать, что я должен бросить все свои дела ради того, чтобы стеречь этого алкаша?
Нуркасим Исхакович. Нет, уважаемые, я вам в этом не помощник. Мне нужно пять раз в день намаз читать, а тут, в этом свинарнике, даже молельный коврик некуда постелить, не хочу я грехами обрастать ради этого босяка.
Виль Вильданович. А я говорю, будете охранять, ещё как будете! А если не желаете, то я сам буду сторожить!
Касим Сабирханович. Такие настоящие татарские джигиты, как наш уважаемый Мустаким, на дороге не валяются. Мы должны следить за тем, чтобы ни одна муха не села на господина Мустакима. Чтобы даже лёгкий ветерок его не потревожил.
Суфия. Правильно, Касим Сабирханович. Сама, я сама буду его оберегать от всяких напастей. Ни на секунду не оставлю его, даже ночью. Так ведь, папочка?
Минлениса. Не получится у тебя. Уж очень ты любишь чужой сон нарушать. Сама буду стеречь. Я привыкла возле покойников ночи высиживать.
Юсуф Исхакович. Погоди-ка. Почему это ты моего родного брата Мустакима с покойниками сравниваешь? Хочешь, чтобы ханский род прервался, что ли, называешь наследника мертвецом?! Касим Сабирханович, вы слышали? Мол, брат мой – покойник. Это же большая ошибка.
Суфия. Политическая ошибка.
Нуркасим Исхакович. Ну ладно, хватит. Не раздувайте скандал. Не уводите разговор в сторону.
Юсуф Исхакович. Вы слышали? Они заодно действуют. Они топором рубят татарские корни. (Стучит себя в грудь.) Я всё сделаю ради памяти моего деда, ради своего рода, ради нашей страны. Нужно будет, пожертвую и собой, и своей законной женой!
Касим Сабирханович, Виль Вильданович(в один голос). Правильно, Иосиф Исаакович! Правильно!
Юсуф Исхакович(чуть не плача). Ведь знал же, чувствовал, догадывался, что во мне течёт не простая кровь, а кровь самого хана.
Звучит музыка. Гаснет свет.
Просторный зал. Несколько дверей, ведущих в разные комнаты. Посреди зала в стеклянном аквариуме стоит каменный ларец, с четырёх сторон подсвечиваемый прожекторами. Вдоль стен расставлены стулья. С одной стороны ларца на стуле сидит Нуркасим Исхакович, с другой, клюя носом, с ружьём в руках – Юсуф Исхакович.
Юсуф Исхакович(широко зевая). Что-то ночь сегодня какая-то длинная.
Нуркасим Исхакович. И не говори.
Юсуф Исхакович. Дай Аллах терпения тем старушкам, которые высиживают ночь возле покойника.
Нуркасим Исхакович. Да в этом для них нет ничего трудного. Они же всю ночь судачат в своё удовольствие.
Юсуф Исхакович. Тебе виднее. Что ни говори, уже двадцать лет как ты в верующие подался.
Нуркасим Исхакович. И не говори. Проведя двадцать лет на молельном коврике, я вынужден сторожить этого алкаша Мустакима.
Юсуф Исхакович. А не надо было влезать на коврик, не совершив омовения.
Нуркасим Исхакович. А вот это не твоё дело, как там тебя… Осип.
Юсуф Исхакович. Я не Осип. Понятно тебе, не Осип. Меня отец при рождении назвал Юсуфом. Я – Юсуф!
Нуркасим Исхакович. Это почему же? Ты ведь добровольно свой паспорт поменял. Это раньше ты был Юсуфом, а теперь – Иосиф. Был Юсуфом Исхаковичем, стал Иосифом Исааковичем.
Юсуф Исхакович. Повторяю. Я не Осип и не Иосиф, я – Юсуф!
Нуркасим Исхакович. Беру свои слова обратно. А что же ты ещё месяц назад кидался на того, кто называл тебя Юсуфом?
Юсуф Исхакович. Тогда другие времена были.
Нуркасим Исхакович(интенсивно почёсывая тело). Эх, сейчас бы в баньке помыться.
Юсуф Исхакович. И не говори.
Нуркасим Исхакович. Уже больше месяца сидим, да?