РИТА: Ну, какой я монстр? Тоже мне, сказала! Просто нельзя показывать свою холодность и равнодушие. Что было, то было, пора забыть уже…

ОЛЯ (возмущенно): Чтобы я забыла Бориса?!! Никогда!

РИТА: Тихо!

Из спальни появляется только что проснувшийся Андрей. Он небрит, сумрачен, но сначала пытается казаться веселым.

АНДРЕЙ: Доброе утро, милые дамы!

РИТА: Доброе утро, Андрей. Завтракать будете?

АНДРЕЙ: Спасибо, мне что-то не хочется. Я бы водички попил. (Подходит к столу, наливает из графина жидкость и с жадностью выпивает полный стакан). Я сегодня домой хочу съездить. Маме ничего передать не надо?

ОЛЯ: А разве твой дом теперь не здесь?

Андрей внимательно на нее смотрит, но не отвечает.

ОЛЯ: Где же твой дом?

РИТА: Ничего не надо, Андрюшенька, передавать. Вы ей скажите только, что я уже пуговицы пришиваю, а, в остальном, все готово

ОЛЯ (Андрею, настойчиво): Я думала, ты живешь здесь, раз привез свои вещи.

АНДРЕЙ: Здесь, конечно, больше негде! Только не забывай, что у меня еще сын и… мама

ОЛЯ: Да уж, забудешь про них!

РИТА: Я тогда чайку заварю свеженького. С Олечкиным вареньем попьете. Хорошо с утра. (Уходит)

ОЛЯ (Андрею): Мне не нравятся эти поездки. Кажется, ты был у сына в прошлый выходной.

АНДРЕЙ: Был.

ОЛЯ: Не часто ли?

АНДРЕЙ: Не часто.

ОЛЯ: Я нормальная женщина и прекрасно понимаю, что если есть сын, то его приходится навещать. Только надо…

АНДРЕЙ (грубо перебивая ее): Только не надо!

ОЛЯ (возмущенно): Как ты со мной разговариваешь!

АНДРЕЙ: Оль, спокойно! Голова просто болит. Эта твоя наливка вчера, блин!

ОЛЯ: Так нечего было столько пить. Кто заставлял?

АНДРЕЙ: Никто и не заставлял. Сам пил, знаю.

ОЛЯ: Вот ты сейчас уедешь, и что я, по-твоему, должна делать? Ждать тебя у окна в позе васнецовской Аленушки?

АНДРЕЙ: Не знаю. Делай что хочешь. Ну, сходи погулять куда-нибудь. Погода такая, позагорать можно.

ОЛЯ: Позагорать?! Одна?! Ты с ума сошел?

АНДРЕЙ (раздражаясь): Не знаю я, Оль, куда тебе сходить. Куда-то же ты можешь сходить без меня. В прачечную там, или в химчистку.

ОЛЯ (готовясь заплакать): Ах, вот как! Теперь, значит, живя с тобой, я все равно буду ходить одна?

Появляется Рита с чайником.

РИТА: А вот и чаек, горяченький! Олечка, доставай свои печенья!

АНДРЕЙ: Нет, я пойду одеваться, надо сына навестить.

РИТА: А чай?

АНДРЕЙ: Чай я дома попью… (спохватываясь): У мамы дома. (Уходит).

ОЛЯ (Рите): Ах, мама, это какое-то испытание! Он совершенно бессердечен. Ему доставляет удовольствие издеваться надо мною. Целый месяц мы живем вместе, и целый месяц я пытаюсь подстроиться под его интересы!

РИТА: Да поначалу ведь и он к тебе подстраивался…

ОЛЯ: Он? Подстраивался?

РИТА: Конечно! Неужели можно это отрицать?

ОЛЯ: Нет, мама, подстраиваться – это значит жить жизнью другого человека. И если ты любишь, как любила и люблю Бориса я, значит, вся твоя жизнь должна быть подчинена этому чувству. И тогда для мыслей о себе уже не остается места, потому, что ты полностью растворяешься в этом человеке и принадлежишь не себе, а любимому.

РИТА: Нет, доченька! Это уже не на любовь похоже, а на что-то другое, на болезнь какую-то.

ОЛЯ: Любовь и есть болезнь. Только иного рода. Она меняет мироощущение, и даже состав крови. Конечно, это болезнь!

РИТА: Да не так, не так все, как же ты не поймешь! Не будет и не должен мужчина унижаться в своей любви. Это значит, что его слабость, его зависимость, ну как наркотическая или алкогольная, например, сильнее его. А любовь, это то, что выходит из сердца, из души, изнутри, то есть. Она рождается внутри, а потом вырастает, и охватывает того, кто рядом, того, кого любишь. Да не смогу я это словами выразить, я это просто чувствую. Ты своего артиста столько лет любишь, а ведь любовь твою можно на живого человека направить…