Вот лошадей он понимал хорошо и сразу. Больше всех ему приглянулся Черный, конь господина Хиранэ, и Сполох, красный конь одного из охранников. Он разговаривал с ними, как с равными по уму, что забавляло некоторых караванщиков. Впрочем… порою над ним подсмеивались, порой рявкали на него, но в целом Йири, похоже, пришелся караванщикам по душе. Только один человек сразу принялся отравлять ему жизнь. Райху, невысокий остроносый нахал со скользкой улыбкой. От его шуточек и святому бы стало тошно.

Йири старался не попадаться ему на глаза, благо дел хватало. Вычистить лошадей, накормить их, починить упряжь, почистить и мелко нарезать коренья для очередной похлебки, вымыть котлы после еды караванщиков, выполнить распоряжения Хиранэ, да и просто любого, кому вздумалось дать мальчишке работу. Он еще дома привык справляться со многим одновременно, и все же ему было трудно. Руки его были привычны к тяжелой работе, однако мелкие ссадины на них не успевали заживать. На привалах он отыскивал травы, соком которых смазывал ранки. Травы он знал лучше любого из караванщиков, и те скоро поняли это, порою просили помочь.

С лошадьми хватало других забот. Сполох, отличавшийся скверным характером, взревновал его к Черному и норовил укусить или лягнуть собрата. Черный также не оставался в долгу. Заболела одна из рабочих лошадей вдалеке от жилья, и конюх был злым от бессилия. Тут уж было не до Райху с его мерзкими шуточками. Порою надо было собрать всю волю, чтобы утром открыть глаза и сдвинуться с места.

Осень была благосклонна к мальчишке, впервые покинувшему дом. Дни стояли на удивление теплые, золотистый ласковый ветер бродил по дорогам, внушая людям ложную надежду на вечное лето. Перешли через Орэн. Йири был очарован спокойной широкой рекой – в ее светлой воде словно отражалось иное, высшее небо. Караван долго продвигался вдоль берега, и мальчишке нравилось разговаривать с рекой, опуская ладони в воду. Тусклая береговая осока шуршала ночами, не обращая внимания на костры и людей, осока – дитя и стража реки…

Йири никому не перечил, но спокойное достоинство, странное в крестьянском мальчишке, нравилось спутникам, хотя и удивляло их немало. Подросток из глухого угла, он часто бывал наивным, но никогда его наивность не оборачивалась глупостью. Присутствие мальчишки и впрямь грело душу. Он выглядел слишком хрупким для тяжелой работы – однако в иные вечера вместо того, чтобы падать и засыпать раньше всех, ухитрялся еще сидеть в одиночестве у костра или на берегу реки, глядя на огонь или воду.

– Да тебя вместо лошади можно в повозку впрягать, и дотянешь ведь, – шутил старший. – А по виду не скажешь. Я ведь тебя когда увидел, чуть обратно не отослал. Смотрю – не крестьянский мальчишка, а цветочек какой-то.

Йири улыбался, плотнее запахивая ворот выцветшей синей рубашки, легкой для осени. Он привык все время идти куда-то, привык к своим спутникам. Провожая взглядом встречных бродяг, думал: откуда они, что ждет их в пути? О себе не задумывался, доверяясь Иями. Видя журавлей в небе, невольно прищуривался, пытаясь понять, нет ли среди них сине-голубого тэммоку, посыльного Охотницы и Защитницы.

Селения, куда заходил караван на пути в город, вызывали у мальчика легкий интерес, и то ненадолго. Среди шума и толчеи он чувствовал себя чужим. Сначала Хиранэ отпускал его побродить по улочкам, пока не понял, что мальчишке приятнее в свободное время сидеть с листом дешевой бумаги в руках и рисовать или вырезать из дерева странные фигурки, чем толкаться на рыночной площади или носиться с другими мальчишками по селению. Йири чувствовал облегчение, когда караван снимался с места.