Дойдя до конца длинного коридора, Бехмут вспомнил, что отдал слугам не все распоряжения. Он щёлкнул пальцами от досады и более быстрым шагом направился обратно к той комнате, где стояла клетка с недавно привезённым от Тозаля рабом.

Вот и нужная дверь. Но что-то было не так. Почему ничего не слышно?

Бехмут, чтобы контролировать время, которое слуги тратят на выполнение заданий, всегда заставлял подручных негромко петь за работой и нещадно наказывал, если они этого не делали. А сейчас всё было до жути тихо. Почуяв неладное, караванщик осторожно заглянул в щель незапертой двери и потерял дар речи, потому как слов описать то, что он почувствовал, увидев творившееся в комнате, ещё не придумали.

Тозаль всё-таки не соврал: рыжий раб действительно был очень опасен и мог обмануть кого угодно. Как оказалось, несмотря на все проверки, снотворное на него не подействовало вовсе.

Открытая клетка была пуста. Трое дюжих слуг лежали на полу без движения. А с бесчувственного четвёртого, того, что поменьше ростом, ньеттиец уже заканчивал проворно снимать так необходимую ему для побега одежду.

В тот момент, когда Бехмут, как ему казалось, совершенно бесшумно заглянул в щель, раб вдруг замер, а потом вскинул голову и зло посмотрел прямо на него. Не помня себя от страха, караванщик в тот же миг захлопнул широкую дверь и, как мог быстро, задвинул массивный засов.

В следующий же миг раздался жуткий грохот. Это в дверь с чудовищной силой что-то ударило изнутри. Побледневший Бехмут отскочил к противоположной стене коридора и во весь срывающийся голос закричал, созывая стражу. Дверь с оглушительным шумом содрогнулась ещё дважды, но опять выстояла.

Коридор заполнился вооруженными людьми. Удары в дверь прекратились. Всё стихло. Поняв, что опасность миновала, Бехмут пришёл в себя, достал из-за пояса заряженный пистолет, взвёл курок и прокричал:

– Сдавайся, раб! Мы уже поняли, что тебе оттуда не вырваться. Дверь крепкая дубовая – в три пальца толщиной! И я ведь не просто так потратил целое состояние на самые дорогие гардоррские стальные петли и засовы! Их никому не выломать! На окне, как ты видишь, – надёжная решётка! Если ты сейчас же не сдашься, я просто повешу на дверь замок и забуду сюда дорогу. Через неделю ты будешь со слезами на глазах ползать, умоляя меня войти и посадить тебя на цепь за кусок лепёшки и глоток воды! Хочешь так?

Из-за двери не донеслось ни звука. Бехмут довольно усмехнулся и почувствовал себя уверенней.

– Тозаль пел мне, что ты смышлёный. Проверим. У меня здесь полно стражи с пистолетами и копьями. Тебе не сбежать! Я просто велю пристрелить тебя, как бешеного пса! Или можешь вернуться в клетку целым и невредимым. Но только если сдашься сам. У слуг в этой комнате было оружие. Возьми все их кинжалы и воткни в дверь. Потом ложись на пол лицом вниз, руки – на затылок. Сделай это прямо сейчас, иначе останешься здесь голодать на неделю, а потом хорошенько так отведаешь солёного кнута! Пара десятков лишних шрамов на твоей и так уже исполосованной с головы до пят шкуре не принесут мне ни дхама убытков!

Раб не ответил. Бехмут стоял, по-прежнему прижавшись к стене, и считал удары сердца в горле. Сила, конечно, была на его стороне, но всё происходящее было слишком необычно и могло закончиться чем угодно.

Вдруг запертая дверь снова с треском содрогнулась. Из её середины показались острия двух кинжалов. А потом – ещё двух.

У Бехмута, который очень живо представил себе, с какой нечеловеческой силой нужно было ударить, чтобы пробить толстую дубовую дверь насквозь, всё внутри похолодело так, словно он оказался ночью в сердце зимней пустыни. Но караванщик постарался не подать виду и только кивнул. Потом оторвался от стены и встал позади стражников.