Мне сделалось дурно, и я едва успела присесть на стул у окна, чтобы не упасть без чувств. Я как в забытьи слушала разговор хозяина постоялого двора с тощим усатым городским стражником:
– Ну, значит, просил энтот господин разбудить его пораньше, куда-то он с еще вечера торопился. Я отправил сынишку своего Жака постучать ему. Тот скоро вернулся и сказал, что господин не отвечает. Тогда я его наставляю: “Ну, приоткрой дверь, дурень, и подойди поближе, потряси его за плечо.” Я же помню, как в молодости все горазды спать. Папаша мой постоянно не мог до меня докричаться, только отцовские удары ореховыми прутьями помогали взбодриться.
Хозяин улыбнулся своим воспоминаниям, затем опомнился, вздохнул и грустным голосом продолжил.
– Ну вот, значит, а сорванец мне отвечает, мол, не так он глуп, как батюшка (я – то бишь) о нем думает. Он уже пробовал зайти, вот только дверь-то заперта на засов изнутри.
Главный стражник многозначительно посмотрел на стоявшего в углу щуплого мальчонку, который беспрестанно кивал в подтверждение отцовским словам.
– Тут уже я заподозрил неладное, поднялся и прихватил своего старшего сынка, Жерома.
Все повернули головы в сторону огромного детины, на которого пальцем указывал рассказчик.
– Стучали, мы стучали – все без толку. Что делать? Велел я старшему выбить дверь, ну а тут такое… – хозяин неопределенно развел руками, – Мебель разбросана. На кровати мертвый молодой господин. Ну, позвали стражников для порядка. Однако странно это все, как же убийца скрылся из закрытой комнаты?
– Может, он сам … того? – озарил комнату гениальной догадкой главный стражник.
– А мебель зачем повалил? Да и как это – сам? Кинжал что ли себе в грудь? А потом гореть в аду? – неодобрительно покачал головой дотошный хозяин, – Да и не похож он был вчера вечером, когда прибыл с этой благородной дамой на самоубийцу…
Все присутствующие уставились на меня.
– Нет, нет, – пролепетала я, находясь в большом ужасе от подобных подозрений, – мы спокойно поужинали и утром собирались отправиться в путь. Я припоминаю, что ночью слышала шум, но не придала должного внимания, решив, что это пируют люди д’Аркура.
– Точно! – закричал хозяин и стукнул себя по лбу. – Ведь сразу после приезда бедняга ходил к своим людям на конюшню, так на обратном пути гуляки в общем зале отпустили на его счет пару шуток. Юноша вспылил и хотел броситься на обидчиков, но их главный остудил пыл своих людей и даже процедил несколько слов извинений, списав их грубость на чрезмерное количество выпитого вина. В тот момент мне показалось, что ссора улажена.
Стражник почесал затылок и нехотя спросил:
– А гуляки эти еще здесь?
Хозяин замотал головой.
– Нет, они покинули постоялый двор засветло, но я точно могу сказать, никто из них сюда не поднимался. Я все время им прислуживал. Под утро горбун махнул рукой, они и убрались вслед за ним.
– Шевалье ничего мне не рассказал об этом происшествии. Мы хотели отдохнуть от шума после дороги, потому перекусили в моей комнате. Затем мой родственник ушел, а вслед за ним я отпустила мою служанку, и осталась одна.
Все помолчали. Наконец, стражник рукавом вытер нос и, старательно избегая встречаться со мной взглядом, просящим голосом прогнусавил.
– Госпожа, позвольте совет вам дать? Забрали бы вы родича вашего по-тихому. Иначе только время потеряете, пока шатоденский судья всех свидетелей опросит да отпустит. Не меньше недели прождете здесь.
Как не расстроена я была, но в тот момент мне показалось, что хозяин со стражником заговорщически переглянулись. Хозяин подумал для вида и согласился.