Даан пробежался кончиками пальцев по цветастой вышивке, и усмехнулся. Да уж, очаровывать зрителей – а, особенно, зрительниц – в Палессе у него получалось легко и непринуждённо. В уютном доме одной дамы, весьма благосклонно отнёсшейся к талантам молодого музыканта, он провёл почти всю прошедшую зиму. Тёплую, сытую, довольную… и вполне насыщенную творчеством. Целых восемь любовных баллад написал, пять сонетов и с дюжину стишков. Хватило потом на несколько весьма удачных концертов в деревеньках по пути, а кое-что из сочинений с успехом прогремело на шумных летних праздниках и в городах покрупнее. Теперь, после всех этих представлений в дороге, Даан со всей уверенностью мог сказать себе, что денег у него в данный момент вполне достаточно. И если бы он хотел купить себе коня – наверное, купил бы. Но Даан не хотел. Слишком уж много в этом было забот и ответственности! Куда проще найти доброго попутчика с телегой, да напроситься к нему седоком. Так и в этот раз он до столицы поедет!

Музыкант рассмеялся, и оглядел себя. Что ж, молодец молодцом! Только рубашку получше тоже бы справить не помешало, как в столицу приедет. Штаны вот, вроде, ладные. А сапоги так и того почти новые. Сойдут для пары выступлений в домах среднего достатка, а там уж можно будет и чем-то модным из одежды разжиться, и в дома побогаче принести свои песни в честь чудесного праздника Лебедей.

В том, что его с радостью примут и будут внимать его игре, Даан ни минуты не сомневался. Ведь он был из детей Вдохновения – из самого Киннара – чудесного города искусств, где могли жить только рожденные там дарования, а все прочие имели право лишь приехать и поучиться не более пяти лет. Не зря говорили – не учился в Киннаре – не достоин касаться Искусства. А Даанель Тэрен не просто там учился. Он родился там!

Однако время шло, ночь потихоньку таяла, как свеча на столе, а у Даана оставалось еще одно запланированное дело. Все вещи были собраны, и музыкант уселся поудобнее, разложил перед собой несколько листов пергамента, маленькую походную чернильницу и короткое писчее перо, и принялся сочинять для предстоящего праздника стихи. Кое-что из сочных рифм он уже придумывал по пути сюда – оставалось только окружить их еще десятком подобных, а там можно и музыку подобрать. Она тоже звенела где-то в голове – бери, да записывай.

Вот так, то поспешно скрипя пером по пергаменту, то задумчиво постукивая по столу, то изучая немигающим взглядом потолок в поисках нужного слова, Даан и пропустил мимо всю ночь. Едва первый крик петухов не пропустил. А услышав его, схватил футляр с мандолиной, наскоро засунул в котомку перо и чернильницу, которую еле успел поплотнее завинтить, и быстро кинулся по лестнице вниз, на первый этаж, на ходу застегивая дублет и размахивая листом пергамента с новой балладой – чтобы чернила поскорее высохли.

Эвдала, хозяйка таверны, уже не спала. Она протирала столы в обеденном зале, и очень удивилась, что господин Тэрен уже на ногах. Да не просто на ногах – а во всеоружии, и торопится покинуть дом.

– Как же так, – грустно сказала она, поправляя передник и немного краснея, когда Даан галантно – несмотря на свою спешку – приложился к ее ручке губами. – Уже уезжаете. И даже не позавтракаете! Ну хоть с собой в дорогу что возьмите! Скоро пирожки вон поспеют…

– Некогда, некогда мне, прекрасная и добрая хозяюшка, – отказался Даан, уже стоя в дверях. – Благодарю за гостеприимство и дружеский приём! Передайте поклон супругу вашему, и дочерям, прекрасным и добродетельным, как Посланницы Создателя!