Хозяйка дома – Ксения. Женщина советского раннего пенсионного возраста. В чертах лица еще сохранились следы былой красоты. Ботулотоксин еще не вошел в массовое употребление, и косметология ограничивается огуречными масками и ромашковыми отварами, так что к пятидесяти пяти годам глубокие морщины нарисовали у Ксении на лице несмываемое выражение вечного холода. Когда-то, в девичестве, она носила красивую фамилию Лалетина. Ксения Лалетина. Родись в девятнадцатом веке, могла бы рассчитывать на завидную партию из знатного рода каких-нибудь Оболенских или Вертинских. В ее время происхождение фамилий больше ничего не значит.

Про таких женщин в советском обществе принято говорить с глубоким уважением: «Она умеет „держать лицо“». Это позже психотерапевты будут учить целые поколения российских великомучеников выпускать из внутренней тюрьмы свои эмоции и страхи, «проговаривать» трагедии и отпускать ситуации. В культуре, где живет Ксения, лицу не разрешается плакать, тем более отражать скорбь, уныние или отчаяние. Все это непозволительная для ее жизни роскошь. Как давно она научилась «держать лицо» – уже и не вспомнить. А точнее, непонятно, было ли когда-то иначе.

Ее отец был бригадиром в горнорудной шахте Приморского края, и однажды его бригаду завалила осыпавшаяся горная порода. Он остался жив. Один из всей смены. Однако в его судьбе эта случайность не стала счастливой. Он винил себя, что выжил, и эта вина очень скоро съела его изнутри. Через год он повесился во дворе собственного дома, записав склонность к суициду в генетический код большинства своих потомков. Дома, в таежной глубинке, он оставил жену и семерых детей. Ксюша, которой тогда только что исполнилось семь, каждый день с рассветом вставала на табурет, сделанный перед смертью отцом, и готовила еду на братьев, сестер и маму, которая мыла золото на местном прииске, чтобы хоть как-то прокормить себя и детей.

Сейчас Ксении почти пятьдесят шесть, а волосы до сих пор сохранили детскую мягкость и природный каштановый оттенок. Они просто как будто немного выцвели, и аккуратно уложенный низкий пучок покрылся тонким инеем седины. Жизнь долго и сильно давила всей своей тяжестью на это тело. В какой-то момент спина перестала быть натянутой струной: лопнула, сначала обмякла, а потом застыла в согнутом состоянии, уже навсегда.

Сегодня Ксения хлопочет «по хозяйству» в ожидании гостей, близких по крови и географическому расположению. Для некоторых из тех, кого она сегодня ждет, из ее сердца тонкой струйкой все еще сочится любовь, что когда-то била в ней горячим ключом…

Первая любовь Ксении случилась далеко от этой квартиры, на малой родине, в приморском городке Уссурийск, всемирно известном своими краснокнижными тиграми. В городе эти хищники тогда были бытовым явлением. В очереди за свежим молоком из бочки соседи частенько обсуждали, что опять «повадились тигры за собаками по дворам». А сейчас люди по всему миру создают фонды в разной валюте, чтобы сохранить этих полосатых разбойников.

Ксения училась на товароведа («специалист по ретейлу», как бы сейчас написали в резюме выпускники того учебного заведения), ее жених, Валентин, служил в армии.

Поженились, его перевели служить в поселок Славянку, ту самую, из одноименного вальса победителей. Именно этот вальс сегодня, тридцать лет спустя, она наверняка попросит сыграть на засаленном баяне своего первенца Юрочку. Юра родился в бухте Славянского залива и впитал навсегда вместе с вальсом любовь к холодному морскому воздуху своей родины.

Через несколько лет, уже в Сибири, куда мужа в очередной раз перевели на службу, появился второй сын, Володя.